Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 7
Шрифт:
– Мария!
Да, так ее зовут –
Мария.
Мария Отонаси.
Я выбрал ее. Я выбрал Марию.
Поэтому…
– Исчезни, Касуми Моги! – кричу я и снова вонзаю нож ей в грудь.
…Кстати говоря, Моги-сан однажды пыталась убить меня так в «Комнате отмены», но в итоге не смогла. Она не смогла перейти последнюю черту и убить того, кого любила. Она сохранила в себе человечность.
А я эту черту перешел.
Прощай
Внезапно на мое правое плечо обрушивается удар. Я роняю нож и падаю. Подняв глаза, чтобы выяснить, что произошло, я вижу стоящего надо мной Харуаки с распахнутыми от потрясения глазами. Похоже, он меня таранил своим телом.
– Какого… какого… что ты наделал, Хосии?!
Харуаки пытается что-то сделать с ранами Моги-сан, но это бесполезно. Как человек, который ее ударил, я вижу, что ее не спасти.
Я убил Касуми Моги.
Однако на этом все не заканчивается. Моги-сан, конечно, приковывала меня к этому миру сильнее всех, но остальные тоже участвуют. Особенно опасен Харуаки.
Зарезать и его?
Такая мысль у меня мелькнула, но я тут же от этой идеи отказался. Убить его сейчас будет трудно – он сильный и к тому же настороже.
Если я останусь здесь, Харуаки и остальные будут меня костерить; их слова могут забрать мою решимость. Возможно, их протесты заставят меня прекратить убивать.
Я должен отступить. Я должен сбежать, пока ко мне не вернулась совесть.
Я воткнул кухонный нож себе в горло.
Повсюду вопли. Я падаю. С улыбкой провожу пальцами по собственной крови.
Давай, Кадзуки! Еще безумнее!
Обезумей вконец и отмени всех, кроме себя!
Избавься от всех, и тогда ты сможешь сосредоточиться на Марии внутри себя!
124424-й раз
…Мария.
Как только я прокричал ее имя, мысли у меня в голове закрутились, как бешеные. Мозг буквально трясет, мне кажется, что я сейчас развалюсь на части. Эй, мозг, будь поаккуратнее со своим хозяином!
Однако воспоминание, пришедшее на смену боли, полно блаженства. Оно начинает проигрываться, как видео.
Тривиальное воспоминание о самом обычном дне.
Кажется, это было во время сезона дождей. Я был в квартире Марии, где пахло мятой.
С напряженным выражением лица я стоял на кухне и неуклюже готовил вытащенный из холодильника удон.
– Кадзуки.
Ее голос не был сильным и уверенным, как обычно. Ах… ну да. Мария единственная, кто зовет меня просто по имени. Только у нее есть такое право.
Чтобы ответить, я ушел из кухни, не положив палочек. Мария лежала в своей полутораспальной кровати, укрывшись одеялом по горло, и смотрела на меня; лицо ее было красным. На лбу у нее лежал пакет со льдом. Вряд ли правильно так говорить – ведь у нее сильный жар, – но сейчас
– Что такое, Мария?
Она кашлянула и довольно улыбнулась.
– …Хи-хи, ничего…
– А? – я реально удивился: совсем не в ее характере звать меня без причины.
– Говорю же, ничего. Просто захотелось тебя увидеть… кха! кха!
Больше она ничего не сказала. Похоже, действительно она позвала меня только за этим.
Я вернулся в кухню, скребя в затылке. Закончив готовить удон, я отнес миску в гостиную.
Мария встала и, хоть и шатаясь от слабости, все же добрела до своей подушки. Сев на нее, она, однако, почему-то не взяла палочки, а лишь молча смотрела на миску.
– …Что-то не так?
– Просто кажется, что он очень горячий. Слишком горячий; даже если подуть, все равно есть нельзя.
– А, понятно. Ну, ешь не спеша, – ответил я. – Что? Чего ты дуешься?
– Какой же ты тупой. Вместо того, чтобы самому… кха! кха! …остудить их для меня. Какой же ты мужчина?
– Эмм…
Она говорит таким слабым голосом такие смелые вещи. Короче, она хочет, чтобы я дул ей на лапшу и сам кормил?
– …Ээ…
Эй, я же стесняюсь!.. Так ведь делают только парочки, у которых, ну это, любовь-морковь?..
– Быстрее.
– …Но я это… я стесня-…
– Быстрее, я сказала.
Похоже, она собиралась на меня так вот сердито смотреть, пока я не подчинюсь. Поэтому я сдался и сделал, как она велела.
Я взял своими палочками несколько лапшевин, подул на них и поднес ко рту Марии. Однако та есть не стала.
– …Эмм, что-то еще не так?
Она молча ухмыльнулась.
– Ты же не хочешь, чтобы я тебе сказал «скажи "ааа"», нет?.. – нерешительно спросил я.
– Кажется, на этот раз ты понял. Давай.
– …Скажи «ааа».
– Громче.
Вот блин!
– Скажи «ААА»!!! – и я выставил палочки. По-моему, я стал еще краснее, чем Мария с ее жаром.
Наконец-то она открыла рот и показала мне свой беззащитный, красный язык.
Должен признать, при виде такого ее лица мое сердце забилось сильней.
– Мм.
Она всосала лапшевины и, довольно улыбнувшись, сказала:
– Пресновато.
Вот же придира!
– Да, и остальное я съем сама, а то мороки много.
А несколько секунд назад она о чем меня просила?!
Однако Мария свою пытку только начала. Покончив с удоном, она принялась раздеваться. Внезапно. Без предупреждения.
Разумеется, под пижамой у нее ничего не было, кроме белья.
– Ч-что ты делаешь?! – завопил я, отчаянно отводя глаза.
– Моя пижама вся потная, потому что я ее не меняла весь день. Кроме того, я только что съела горячее. Ощущение такое отвратительное!
– Это еще не повод раздеваться у меня на глазах! Мария, ты что, от жара эксгибиционисткой стала?