Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 7
Шрифт:
Я завожу музыкальную шкатулку, которую она когда-то принесла, и слушаю музыку.
В последнее время именно меня эта музыка утешает в первую очередь.
Я вздыхаю.
Даже сейчас, когда Мария Отонаси помогла мне увидеть свет, я не могу вытряхнуть из головы тревогу за нашу судьбу. Мир все равно остается жестоким.
Однако я меняюсь – медленно, но верно.
Я меняюсь благодаря тому, что верю в людей.
Чуть больше двух лет остается до дня, когда должно исполниться обещание Марии Отонаси.
К тому времени я хочу снова стать той веселой девушкой,
Это мое «желание».
– Твое «желание» ведь такое же, правда, Дайя? – произношу я с улыбкой, которая, думаю, начисто лишена негативных эмоций.
Внезапно я замечаю, что глаза Дайи смотрят на мою улыбку. И впервые за бог знает сколько времени в его взгляде светится разум.
– Что?..
+++ Кадзуки Хосино, 19 лет, 3 октября +++
………...………………………………………………………………..мысли вернулись. Внезапно. До сих пор в голове был хаос, куча информации, которую не мог разложить. Я был здесь, а сознание где-то далеко. Хотел двигаться, а тело не слушалось. Тело двигалось само по себе, не слушалось головы.
Теперь могу управлять телом. Но не свободно. Как с пульта управления. Иногда нажимаю не те кнопки.
Даже несмотря на хаос, я снова стал понимать язык. Потому что кто-то со мной говорил. Общие знания тоже вернулись. Но память обрывочная и как будто не моя. Раскидана, как пазл, и я не могу собрать. Не знаю, смогу ли.
Пытаюсь ходить по дому. Здесь никого. Рю-тян, сестры, тоже нет. Кстати, она часто плачет и говорит, что я – это не я. Поэтому я думал, что это тело не мое. Я думал, что смотрю странное видео. Неправильно. Я – это я. Наконец это понял.
Иду на кухню. Открываю буфет и ем покупное печенье. Я мог есть и раньше, когда был не я. Кажется, мама всегда спрашивала, вкусно или нет, но я не знал. Я только знал, что острое делало мне больно. Я ненавидел рис, который мне давали каждый день. Он был мокрый и безвкусный. Ел только сладкое. Потому что понимал только «сладкий» вкус. Однажды мама посыпала рис приправой. У него вдруг появился вкус, и я стал любить рис. Приправа как магия.
Я стою у входа, и тут дверь открывается. Там человек. Он смотрит на меня удивленно, наверно, потому что я почти не выхожу из своей комнаты, а потом улыбается.
Это женщина, которая живет со мной в одной комнате. Она приятно пахнет, и когда я вижу ее, то радуюсь. «Я вернулась, Кадзуки. Я ходила навестить Усуя. Ты не поверишь, какой он стал накачанный!» Не знаю, что такое «Усуя», но несколько раз киваю. Вдруг женщина прищуривается. «…У тебя что-то новое в глазах. Ты понимаешь, что я говорю?» Я снова киваю. У женщины лицо сразу становится совсем красное, и она зовет мою семью. Но их нет. Я должен ей сказать? Я пытаюсь, но не могу, потому что мысли не хотят превращаться в слова. Получаются только бессмысленные звуки.
В голове гудит, как будто там все побросали в миксер. Вернуть все на место очень трудно.
Но я помню самое важное слово.
Мария.
Так зовут эту женщину.
Моя семья была рада, что ко мне вернулись мысли. И Мария была рада. Но говорить я все еще не могу.
Они
Почти все время я провожу в комнате. Пока меня кто-нибудь не позовет, я не выхожу. Мария живет в этой же комнате, но я не помню, когда это началось. По-моему, это ненормально, когда человек, который не член семьи, живет вместе со мной, но семья ничего не говорит, значит, наверно, все в порядке. Но каждый раз, когда я слышу ее дыхание в кровати надо мной, мое сердце колотится сильней и я думаю, что все-таки мы не должны спать в одной комнате.
Мария и семья часто пытаются вытащить меня из дома, особенно теперь, когда я снова могу думать.
Но я ненавижу выходить наружу. Слишком много света. Слишком яркие цвета. Куча информации входит в глаза и забивает всю голову. Скоро голова начинает болеть. Когда Мария заставляет меня выходить, я потом начинаю громко плакать, и она разрешает мне вернуться в комнату. Но каждый раз у нее очень грустный вид. Она не должна пытаться вытащить меня наружу, если ей от этого грустно.
Каждый день Мария говорит мне одну и ту же фразу.
– Мы с тобой поженимся.
Поженимся. Я знаю это слово. Оно значит, что мы станем семьей. Так делают люди, которые любят друг друга. Но я не понимаю. Мы все равно живем вместе, тогда зачем жениться?
– Но я не буду тебя заставлять. Мы не поженимся, если ты сам не захочешь.
Это она тоже говорит каждый день.
– Мы не поженимся, пока к тебе не вернется твоя повседневная жизнь.
И это тоже. Я уже устал это слушать.
Я не понимаю, о чем она, но сержусь. Она приказывает мне непонятно почему, заставляет делать очень трудные вещи.
Когда я обижаюсь на нее, Мария становится очень грустной. Грустней, чем раньше.
И до конца дня у меня почему-то болит в груди. Так сильно, что я не могу спать, и у меня текут слезы. Мария замечает, что я плачу, слезает с верхней койки и обнимает меня. «Что с тобой»? И я успокаиваюсь. Она теплая. Я хочу так и оставаться.
Наконец я понимаю, что мне так грустно из-за грустного лица Марии сегодня днем. Я не хочу, чтобы она была такой. Когда Марии грустно, мне тоже грустно.
Что мне делать, чтобы ей не было грустно?
Наверно, я должен слушаться ее во всем. Если я буду ее слушаться, мы когда-нибудь поженимся, как она хочет. Если мы поженимся, Мария всегда будет мне улыбаться.
Когда я это представляю, мне вдруг становится радостно.
Тогда я готов делать такие вещи, от которых немножко больно.
Я начал помногу бывать на улице. Потому что Мария хотела, чтобы я выходил из дома.
Когда мы с Марией вдвоем выходим, к нам часто подходят соседи. По-моему, я их знаю, но почти не помню, как мы с ними говорили. Они говорят, что беспокоятся за меня и что желают мне самого лучшего, но их слова не такие, как у Марии и у моей семьи. Они неискренние. И они смотрят на меня неприятно. Думаю, так же они смотрели бы, если бы я стал танцевать перед ними голышом. От этого я всегда сержусь, и когда я не могу больше сдерживаться, Мария смотрит мне в глаза и говорит: «На сегодня достаточно, хорошо?»