Пустите меня в Рим
Шрифт:
– Ну?
– Я говорю – ее нет, а он... он сказал: пусть как придет, сразу начинает лечиться, а то мы, мол, такую заразу все цепанули, что и вообще... что и помереть недолго. Смертельный вирус! А вы знаете, сколько лекарства от СПИДа стоят? У нас таких денег нет!
Некоторое время Борис смотрел на тетку открыв рот и хватал воздух, как рыба. Потом встал и вышел. Баба проводила его глазами и с ненавистью уставилась на меня. Я пожала плечами. Честно говоря, происходящее меня весьма удивило. Марина – одна из программисток-тестировщиц. Вобла сушеная в очках и с немытой головой. По моим наблюдениям, она ничем, кроме компов, и не интересовалась. Хотя говорят же, что в тихом омуте черти водятся.
Борис дверь не закрыл, и из шоу-рума донесся его громкий голос, перекрывший
– Кто сегодня звонил Марине Вешкиной?
Кто-то коротко вякнул, и Борис прорычал:
– Иди за мной.
Он привел в кабинет худого парня по имени Марат. Отличался Марат от Марины Вешкиной только жиденькой бороденкой, а так все то же самое: немытая голова, худой, в очках. Если и имелись другие половые различия, то прятались они под мешковатыми джинсами и свитером на размер больше, чем надо.
– По какому поводу ты звонил Вешкиной? – спросил Борис, прикрыв дверь.
– Так это... – Марат опасливо покосился на сопящую тетку и почесал голову. – Зараза у нас.
Тетка охнула, у Бориса дернулась щека, но он продолжал:
– Какая?
– Ну, вирус.
– Какой?
– Не знаю пока... новый какой-то.
– И сколько человек болеет? – просипел Борис.
– Ну, это... почти все. Ежик, Лада, я... да все, кто в Сети.
– Вот. – Тетка вскочила. – Сеть! Они, наверное, еще и колются!
– Минутку. – Борис моргал глазами, словно только что очнулся. – Все, кто в Сети?
– Ну да. – Марат испуганно косился на тетку, потом отодвинулся к двери и зачастил: – Да вы не переживайте, Борис Алексеевич, процесс идет, мы продукт догоняем на отдельных машинах. Такое ведь уже не в первый раз. К сроку все будет готово. А лекарство появится – американцы не сделают, так наши наваяют... мы тут уже смылились кое с кем, они работают.
Борис махнул ему рукой и сдавленным голосом сказал:
– Иди.
Маратик вылетел за дверь. Шеф трясся, закрыв лицо руками. Я зажала только рот, но смех неудержимо рвался наружу. Тетка смотрела на нас как на полоумных. Потом лицо ее опять пошло пятнами, и она открыла рот:
– Это что же делается! Это как же вы... Что же вы... Я в милицию! – Она рванулась с места.
– Сидеть! – рявкнул Борис, и тетка рухнула обратно. Кресло жалобно скрипнуло.
Мне было жаль мебель, поэтому я решила сама разъяснить недоразумение. Тем более что Борис опять лежал головой на столе и издавал булькающие звуки.
– Понимаете, – проговорила я, обходя кресло, чтобы тетке было меня видно. – Речь идет не о вирусе человека. У ребят заболели машины. Такое тоже бывает. Компьютер подхватывает вирус, и его приходится лечить. Писать или покупать специальную программу, которая позволит машине нормально работать.
– Но... – Тетка растерянно квакнула. – Но он сказал, что ей надо лечиться...
– Они все так говорят. Просто у программистов так принято. Вместо того чтобы сказать: «Мой компьютер подцепил вирус», они говорят: «Я подцепил».
Отсмеявшись, Борис сделался суров, вспомнил, что Марина на работу так и не пришла, и выпроводил тетку, мстительно пообещав ей вычесть деньги за прогул у ее дочери.
А я посмотрела на часы и поняла, что проторчала в офисе на сорок минут больше положенного, и еще у меня дико разболелась голова. Тетка была так искренна в своем гневе и страхе, что на какой-то ужасный момент я тоже подумала: а что, если в офисе и правда СПИД или еще что? Посуда-то у нас общая. Я чашки, само собой, с мылом мою, тарелки с вилками одноразовые, но все равно как-то неуютно стало.
– Наверное, у меня нет материнских инстинктов, – жаловалась я Диму, засыпая в воду пельмени, пока муж веселился по поводу услышанного. – Их надо жалеть, заботиться о них, как о детях, а мне порой хочется им пинков надавать.
Дим хихикал и в ответ на мой рассказ повествовал о своих коллегах.
Оказавшись в положении фактически гражданской жены, я обнаружила, что обязанностей у меня существенно прибавилось. Дим, привыкший жить с мамой, никогда не задумывался, откуда в доме берутся чистые носки и прочие вещи. Пришлось объяснить. В
А вообще-то я, не стесняясь, разнообразила наше меню полуфабрикатами, главное, чтобы не каждый день.
Так вот, пожаловалась я Диму на отсутствие у меня материнских инстинктов, к чему он отнесся беззаботно, так как предвкушал ужин, а потом совместные кувыркания на замечательном надувном матрасе. Я тоже, честно сказать, не сильно расстраивалась по этому поводу. Детей пока заводить все равно рано, да и некуда – не на надувной же матрас. И вот, как назло, как сглазила: через две недели раз – и задержка. Я впала в задумчивость, потом побежала в аптеку и купила тест. Тот показал «нет», но дни шли, а долгожданный женский праздник не торопился на порог. Я позвонила Светке.
– Тест на ранних сроках может ничего и не показать, жди.
– Чего?
– Ну как чего. Или рассосется, или нет.
– Не смешно.
– Да ладно тебе, Туська. Дети – это счастье.
В подтверждение ее слов на другом конце провода что-то грохнуло и со звоном разбилось. Послышался рык Ромиля и разноголосые детские вопли. Светка бросила трубку, оставив меня гадать, что именно ее счастье расколотили на этот раз.
Я села у телефона и пригорюнилась. А что делать, если «не рассосется»? Рожать? Мама дорогая, я же не готова... Я еще пожить хочу! В смысле – пожить свободно. Тогда аборт. Ох, как-то это... Я сжалась в комочек. Я же себя знаю – буду потом ходить по улицам, смотреть на детишек и думать: а моему было бы сейчас... А на кого он был бы похож... Значит, если залет, то выход один – рожать. И как, интересно, отнесется к этому Дим? Я подумала и поняла, что ответа на этот вопрос не знаю. Как он отнесется к возможности вот так вдруг стать папой? Живем мы вместе недолго, и меня он, наверное, по-своему любит. Но любит ли он детей, мне неизвестно. У его приятеля есть малявка. Мы иногда ходим к ним в гости, и если детеныш забирается к нему на коленки, Дим никаких особо отрицательных эмоций не выказывает, даже катает его «на лошадке». Потом ссаживает малыша и продолжает разговор. То есть совершенно неясно, захочет ли он связывать себя ребенком. И что, если нет? Ну, если не захочет, то выход один – возвращаться к маме. Ну и пусть, и вернусь! Воспитаем! Мама, конечно, поворчит, поплачет, но ребеночку будет рада. Потихоньку я заводилась и уже представляла себе, как Дим хмурится и на челе его читается глубокое раскаяние от того, что он со мной связался. А уж что его мама скажет – даже думать не хочу. Но наверняка и про то, что приютили лимиту, и про то, что у порядочных девушек не бывает залетов до похода в ЗАГС. Тут слезы мои, уже ручьями лившиеся из глаз, на некоторое время подсохли, потому как я вспомнила мою тетушку из Ярославля. У тетушки есть дочь, соответственно моя двоюродная сестра Лилия. Девушка она крупная и уже великовозрастная – лет тридцать. А замуж не торопится. И как-то я подслушала разговор, когда мама моя говорила тете: