Пустоцвет
Шрифт:
Дальше – больше. Я взрослела, и он начал с похотливым интересом на меня поглядывать, иногда трогал меня своими грязными, липкими руками. Я уже боялась оставаться с ним одна дома. Припоминаю один эпизод: мамы не было и он начал распускать руки, когда я мыла пол. Он схватил меня сзади за талию и прижал к себе. Я вырвалась, огрела его грязной половой тряпкой, заорала не своим голосом, что всё расскажу маме. Он опешил, не ожидал такого отпора. Я успела выскочить на улицу. Я перестала любить свой дом. После школы не торопилась домой, особенно когда не было дома мамы.
В восьмом классе у меня появилось первое чувство к мальчику-однокласснику. Звали его Саша, а фамилия была Мадонин. Меня
Конечно, никакой дружбы у Саши с этой девочкой не получилось. Он хотел возобновить наши отношения, да и я была не против, он мне очень нравился. Саша часами ходил по улице напротив нашего дома, я это видела в окно и готова была побежать к нему, сердце рвалось на части. Первая девичья любовь – она не только самая чистая, но и самая впечатлительная. Я помню, и плакала, и готова была всё простить, только бы быть рядом с ним. Но брошенные сгоряча слова в кругу подруг о том, что я больше с ним никогда дружить не буду, не позволяли мне сделать шаг навстречу примирению. Так мы и расстались. Наверное, глупо, по-детски, с присущим подросткам максимализмом. Но что случилось, то случилось. Сейчас, с возрастом я думаю, что я совершила самую большую глупость в своей жизни именно тогда, в восьмом классе. Не знаю, как бы сложилась жизнь, но нельзя было в угоду сгоряча брошенным словам расставаться со своей первой любовью.
Коль скоро речь зашла о любви, в десятом классе я подружилась с мальчиком. Звали его Максим. Причём этот юноша был гордостью семьи и школы, он был круглый отличник, был одним из претендентов на золотую медаль. Как-то он при встрече мне сказал, что влюбился в мои волосы. Волосы у меня и правда были красивые, светлые, вьющиеся, крупными локонами спадали до плеч. Мы стали встречаться. Я тоже училась неплохо, но мои успехи в учёбе не шли ни в какое сравнение с Максимом. За его успехами в учёбе следили городское управление образования, учителя, родители.
Ближе к концу учебного года, после майских праздников должно было состояться родительское собрание. И надо же такому приключиться, накануне у меня проскочила пара трояков по каким-то предметам и, ужас, у Максима тоже появилась четвёрка. На собрании и классный руководитель, и родители Максима обвинили меня в том, что я плохо на него влияю, сама съехала на тройки и мешаю Максиму успешно учиться.
Я не могла смириться с такой вопиющей несправедливостью, а Максим сидел, слушал и молчал. Я считала, что он должен был встать на мою защиту, но он молчал. Не знаю, от стыда, позора или предательства я выскочила из класса. И убежала домой. К счастью, дома никого не было, я плакала и, наивная, ждала Максима, ждала, что он обязательно прибежит ко мне, успокоит, скажет, что все не правы, а он со мной, он рядом и он не предал меня, а просто растерялся и не знал, как себя вести. Но он не пришёл.
Я после этого собрания ещё два дня не ходила в школу. Вместо школы шла к реке, подальше от людей. Жалела себя и ругала мир, что он так несправедлив ко мне. Очень злилась на Максима. Много о чём передумала
С возрастом начинаешь понимать, что не всё так однозначно. Конечно, лучшим вариантом для всех было бы и медаль получить, и дружбу сохранить. Но не случилось.
Школу я закончила, как тогда говорили, хорошисткой, то есть без троек. Нам торжественно вручили аттестаты о среднем образовании, поздравили с успешным окончанием школы, пожелали успехов в дальнейшей взрослой жизни и отпустили на все четыре стороны.
Все одноклассники строили серьёзные планы на будущее, были планы и у меня, но я ни с кем не делилась. Когда спрашивали, отнекивалась, говорила, что пока не определилась. Не делилась потому, что мои планы были прозаичны, не связаны с поступлением в вуз. Я собиралась уехать в Москву, устроиться на работу, почему-то на стройку, именно на стройку. Нельзя сказать, что я не хотела поступать в вуз. Но я бежала из дома, который перестал быть родным. Бежала от ненавистного отчима. Я не хотела от кого-то зависеть. А учёба в вузе не давала мне этой самой независимости.
Буквально через день после выпускного я села в электричку и уехала в Москву. Мама меня отговаривала, но как-то не очень настойчиво. Она видела мою неприязнь к своему сожителю и, думаю, она была не против, чтобы я уехала. Мать выдала мне небольшую сумму денег на первое время и благословила на новую и счастливую жизнь.
Я вполне реалистично представляла свою жизнь в Москве. Не рвалась в артистки, фотомодели, в модную тогда торговлю. Прекрасно понимала, что на стройку меня точно возьмут. Рабочие руки всегда нужны. И, как ни странно, мне, девчонке, действительно хотелось строить. И для меня было важно, что рабочие на стройке хорошо зарабатывали. Моей самостоятельности нужна была материальная независимость.
3
Я, конечно, в Москве бывала, и не раз. Ещё ребёнком с родителями неоднократно. Приезжали просто на выходные, за покупками, погулять по Красной площади, Арбату. Потом в старших классах нам частенько организовывали экскурсии в столицу с посещением Кремля, музеев, прогулками на речных трамвайчиках по Москве-реке, ну и, само собой, Мавзолеем. Но это с родителями или под присмотром учителей. А теперь всё нужно сделать самой. Принять решение проще, чем его осуществить. И чем ближе к отъезду, тем больше меня одолевали волнения и сомнения, правильно ли я поступаю. Ведь есть более практичные и менее затратные способы решения своих проблем. К примеру, мама обещала помочь в трудоустройстве к себе на хлебозавод. В нашем городе были техникум (колледж) и ПТУ (профессионально-технические училища), где обучали строительным специальностям. Так нет же, подавай мне Москву. У меня есть на то причины. Хотя покорять Москву со строительным мастерком в руках было не принято.
Билет на электричку я приобрела заранее, чтобы отрезать пути к отступлению. Он был куплен на раннее утро с таким расчётом, чтобы у меня был целый свободный день в Москве. Вопрос с ночлегом был решён, мамины знакомые любезно согласились приютить меня на первое время. Договорённостей по работе не было. Может, это и безрассудство, но я рассчитывала только на себя.
Недалеко от вокзала строители возводили большой многоэтажный дом. Я пошла на стройку, с трудом нашла начальника и открытым текстом сказала, что я хочу устроиться к ним на работу. Начальник был мужчина лет сорока. Он меня спросил: