Пустошь
Шрифт:
К горлу снова подступили слезы.
— Вот и все, — сказал он и стал засыпать могилу. Когда земля полностью скрыла то, что осталось от Хомера, он заплакал.
Линда сидела на земле, пустыми глазами следя за его работой.
Гораций насыпал над телом небольшой холм. Из черенка лопаты и разводного ключа, он соорудил грубое распятье и глубоко воткнул его в землю. Потом опустился на колени и склонил голову.
Линда сидела неподвижно и смотрела на Горация пустыми глазами.
— Линда, ты слышишь меня? — спросил он.
Она
— Ответь мне! Скажи что-нибудь! Пожалуйста!
Линда не шевельнулась. Просто большая кукла, очень похожая на человека. От нее исходил тошнотворный запах.
Гораций сходил к кабине и принес старый свитер Хомера, бутылку воды и чистую тряпку.
— Тебе надо переодеться, — сказал он. — Сможешь сама?
Ветер слабо пошевелил ее волосы.
— Надо снять это, — Гораций показал на ее блузку.
Тусклые неподвижные глаза.
— Хорошо.
Он вздохнул и стал осторожно расстегивать пуговицы. Некоторые были полностью скрыты густой свернувшейся кровью. Кровью его брата и той твари, что убила его.
Линда сидела неподвижно, как манекен. Он снял с нее блузку, смочил водой тряпку и стал обтирать, смывая кровь. Из-под липкой вонючей грязи стала появляться смуглая кожа. Гораций смыл все до последнего пятнышка, истратив почти две бутылки чистой воды. Оставался лишь бюстгальтер — мерзкая залитая кровью тряпка. Гораций поднял свитер, собираясь надеть его на Линду, но остановился.
— Линда, милая, помоги мне. Я оставлю тебе воду. Вот, видишь?
Молчание.
— Я отойду, а ты потом оденешь свитер. Хорошо?
Она сидела и спокойно смотрела на него.
— Солнышко, ты должна… Линда.
Он осторожно потрепал ее по щеке. С таким же успехом он мог бы прикоснуться к мраморному бюсту.
— Линда, я не могу.
Он наклонился над ней и стал на ощупь искать застежку. Ее грудь, большая и упругая, способная свести с ума любого мужика, была залита кровью. Гораций с отвращением отбросил бюстгальтер в сторону и смочил тряпку водой.
Почувствовав прикосновение к себе Линда вздрогнула и попыталась прикрыться руками. Гораций осторожно отвел их в сторону. Она не сопротивлялась.
Дотрагиваясь до ее груди, с каждым разом все больше проступавшей под слоем крови, Гораций почувствовал возбуждение. Он гнал от себя эти мысли, стараясь касаться кожи нежно, чтобы… ну, в общем, не беспокоить Линду.
Темные соски затвердели от холодной воды и торчали вверх, как два маленьких пальчика. Горация охватило почти непреодолимое желание поцеловать их. Всего один раз. Просто поцеловать. Он отложил тряпку и наклонился. Его губы нежно коснулись мягкой кожи.
Она была такой беззащитной. Такой… Он посмотрел на ее джинсы. Они тоже были вымазаны, как и рубашка. Его пальцы опустились на них и нащупали пуговицу.
Линда глубоко вздохнула.
Гораций отшатнулся от нее, как ужаленный.
«Господи, да что со мной происходит!». Не думая, он размахнулся и сильно ударил себя ладонью по лицу. Боль обожгла кожу и прочистила голову. Стараясь не смотреть
— Линда, малышка, скажи мне что-нибудь! Хотя бы одно слово. Пожалуйста! Линда!
Пустошь беспредельна. Никто не останется прежним, впустив ее в свое сердце.
ГЛАВА 27
Хорек заворожено наблюдал, как Майкл и Анна миновали валун и пошли дальше. Ему казалось, что они движутся слишком спокойно, слишком расслабленно, за одно это они вполне заслужили урок, ожидающий их впереди. Пот стекал по лбу, горячая соленая капля попала в глаз, заставив Хорька заморгать. Граница «змеек» была совсем близко. Всего несколько шагов.
В этом деле со «змейками» Хорек полностью зависел от случая. В любой момент одна из них могла появиться в нескольких ярдах от Майкла и Анны, заставив их насторожиться и повернуть назад. Но при другом раскладе, они могут зайти в язву достаточно глубоко, и тогда осознание опасности придет уже слишком поздно.
«Странно получилось, Майки», — думал Хорек. — «Мы с тобой были лучшими друзьями. До самого последнего дня. Ты — Том Сойер, а я — Гек Финн. Если бы мне в тот день повезло, все было бы иначе. Мы бы остались друзьями, и никто бы не вляпался в дерьмо. Мы могли бы сохранить свои души, действительно могли бы. Бы-бы. Бы-бы-бы».
Хорек прижался к земле и по-пластунски, скрываясь в траве и кустах, пополз вдоль дороги. Каждые несколько секунд он замирал и, осторожно повернув голову, осматривал следующий участок пути. Майкл и Анна болтали — нужно быть сумасшедшим, чтобы болтать здесь! Голоса, пусть негромкие и невнятные, заглушали тихое гудение «змеек». Хотя, за несколько часов, проведенных у границы язвы, Хорек успел запомнить места, где они появлялись чаще всего, но это еще ничего не значило. Если пустошь — это место, в котором ничего не меняется, то язва — это ее полная противоположность. В ней меняется все. В ней все возможно. В язве безграничная фантазия смерти не скована никакими рамками.
— Я пастырь ваш, — пробормотал Хорек. — А вы — мое стадо.
Майкл остановился.
— Ты ничего не слышала?
— Нет, — ответила Анна.
— Мне показалось, что я слышал чей-то голос.
— Хорек?
— Не знаю. Не уверен.
— А может быть…
«…повернем назад», — хотела сказать Анна, но промолчала.
— Может быть, что?
— Ничего.
— Хорошо. Пошли.
Он двинулся дальше.
Хорек с трудом сглотнул и застыл, глядя расширенными от страха глазами, как всего в нескольких футах перед ним появилась «змейка». Сначала крошечная впадинка в земле, почти незаметная среди травы. Потом чуть больше и глубже, и вот пошло первое внешнее кольцо. Хорек с трудом сдержался, чтобы не вскочить. Кольцо прошло в футе от него и замкнулось. Сразу же появилось новое — «змейка» начала свою недолгую жизнь.