Пустота
Шрифт:
– Это все?
– Потом я прикинул нереальное, – продолжал Лебедев, не поднимая глаз, упорно вертя в руке шариковую ручку, – что люди идут к нему добровольно и это им не вредит, а даже помогает. Потому не заявляют… Но тоже «в молоко», следов нет.
– Добро, Жан, вот только рано еще для гипотез! – огрызнулся Илья. – Анамнез еще не собран!
– Как знаешь, – послушно согласился Лебедев.
Неожиданно все замолчали. Все лежащее на поверхности было вскрыто, и найденное говорило мало, говорило лишь то, что с Северскими что-то не так.
– Взяли
– Скажи мне, Макс, – невольно продолжал раздражаться лидер, – что нужно, чтобы устроить в жилище обыск?
– Судебное решение?
– Молодец, а теперь припомни, умник, как Константин сказал дело сделать?
– Быстро… – смутился парень.
– Не быстро, а тихо и без шума! – лидер нахмурился. – По-твоему, получить судебное решение – это без шума?!
– Илья, ладно тебе Макса гнобить! – вступилась за парня Солнцева. – Давай лучше работу спланируем…
– Верно, Кэт, – Зайцев выдохнул, – и да, Макс, извини, я зря на тебя волков спустил…
– Да я уже привык, – хихикнул Максим.
– Так и быть, поделим работу! – потирая руки, он подошел к черной рабочей доске с именем и фамилией. – Макс, на тебе почта, финмониторинг, таможня и химкинская берлога. Поговори с соседями, старостой, со всеми, кто знает или помнит хозяев… Прикинешься старым другом, усек?
– Принял!
– Кэт, вы с Жаном поедете в Волочек, будете работать в поле.
– Мы с Жаном? – удивилась Солнцева.
– Да, солнышко ты наше, тяжелой артиллерии самое место в поле! – он подмигнул. – Возьмите дрон, фонари, как обычно, в общем…
– Кир, еще раз социалка! Я, бляд… Прости, Кэт… Не верю я, в общем, что они нигде не светились. Друзья, коллеги, однокурсники – у кого-то они должны всплыть!
– Че, это все?!
– Нет, наш гениальный хацкер, конечно не все! – Илья подошел к Юсупову и заговорщицки обнял того за плечи. – Ты ломанешь его комп!
– А?! – немало удивился Кирилл.
– По-тихому ломанешь, как сказано было! – стал нашептывать своим басистым голосом Илья, вызывая дружные смешки в кабинете.
– Не тупи, Ил! Чтоб по-тихому, надо время. Дни, а то и недели!
– Да брось, Кир, пришли ему мейл потом, типа «я ломанул твой комп, и у меня теперь твои интимные фотки. Перешли восемьсот баксов на этот кошелек!» Справишься?
– Да не вопрос! Ты только у шефа согласуй, а то ж огребем потом, – оживился хацкер.
– Добро!
– А ты, Илья, видимо, останешься на мостике? – с ехидцей вопросила Солнцева.
– В точку, Кэт! Но сначала я сгоняю в его НИИ!
3. Северский. Былое
Пятнадцать лет назад, будучи совершенно потерянным, Северский сразу не думал искать у сестры помощи. С похмельного утра он просто перебирал номера, на которые мог еще позвонить, и набрал ее. Приехал на ее квартиру вечером, поболтать, а в итоге остался в ней на полгода.
Терапия Полины была проста. Всегда рядом, всегда при деле, не думать о случившемся.
Они много гуляли, играли в настольные игры и очень много разговаривали. О преходящем и значимом; о прогрессе и его роли в жизни человека; о книгах, кино и просто газетных новостях.
Тогда Северский впервые увидел, что сестра его, которую в прежней его жизни он замечал мало, не только добра к нему, но и на удивление умна. Не столько начитана или талантлива, сколько рассудительна и проницательна. Чем больше они общались, тем сильнее Вячеслав увлекался ею.
В один момент он даже подумал, что по-настоящему влюбился в сестру. Ему нравилось в ней все – и ее толстый хвостик, и низкий с хрипотцой голос, и манера ее речи. Находясь рядом, Северский чувствовал сильную тягу, влечение.
Мысли о запретной влюбленности окончательно отвлекли его от настоящего кризиса. Тот факт, что объектом желания была сестра, включал подсознательные табу, позволяя молодому человеку удерживаться от опрометчивых действий. Подвергнув чувства анализу, Северский пришел к выводу, что будущее они имеют совершенно сомнительное.
В конечном счете Вячеслав подавил влюбленность, но не убил и не вытоптал ее, а взрастил на ее основе весьма нетривиальное к сестре отношение. Он ее любил, любил с той заботой и нежностью, с какой мать любит свое единственное дитя, но вместе с этим позволил ее образу стать объектом восхищения и даже вожделения. Смотря на Полину, он видел самого дорогого ему человека и идеальную женщину, но лишь при виде похожей на нее особы мог чувствовать настоящее сексуальное возбуждение.
Когда и влюбленность, и прежние переживания уже не столь беспокоили его, когда разговоры с сестрой ему больше не требовались, Северский вдруг заметил, что та нуждается в помощи не меньше, чем ранее он сам. Пока Полина хлопотала о нем, то не было заметно, но стоило ему оправиться, как зачахла она.
Северской ничего не было нужно, ничего не хотелось и не желалось. Часами она могла валяться на диване, рассматривая светильники на натяжном потолке или незамысловатый рисунок на шторах.
Чтоб одолеть ее апатию, брат тайно кормил ее целебными, «улучшающими настроение» травами, а затем, убедившись в их бесполезности, перешел на антидепрессанты. Но так как стресс она не испытывала, затея сия успеха не имела. Одни препараты ее усыпляли, другие вызывали беспричинные эмоции, заставлявшие сестру думать, что она к тому же еще и больна.
И все же Северский сумел найти выход.
– Лина, – уже тогда он использовал нестандартное сокращение, обычная «Поля» очень ему не нравилась. – Ну сколько можно бревном валяться?
– Чего бы нет? – лениво отвечала та, расплывшись в уютном кресле.
– Ничего не хочется, так?
– Угу…
– А за работу не хочешь взяться?
– А зачем? – казалось, ей так лень, что она даже не поворачивает головы, присутствуя в этом мире лишь подвижными зрачками. – Родительских денег на всю оставшуюся жизнь хватит…