Пустой дом
Шрифт:
— Да, в коттедже, примыкающем к дому. До того как мой дед купил это место, тут было три коттеджа. В них жили три семьи, хозяйствовали на нескольких акрах. Держали полдюжины коров, чтобы иметь молоко, и отправляли сыновей работать на оловянные рудники, когда нужда стучалась в двери.
— Два дня назад, — сказала Вирджиния, — я приехала в Лэнион и устроилась на холме, смотрела на комбайны, которые убирали солому и на людей, складывавших тюки в штабеля. Я подумала, возможно, ты тоже там был.
— Возможно, был.
Она сказала:
—
— Я не женат.
— Я знаю. Элис Лингард сказала мне.
Допив пиво, он стал доставать из выдвижного ящика ножи и вилки и раскладывать их на столе, но Вирджиния остановила его.
— Погода слишком хороша, чтобы сидеть в четырех стенах. Может, съедим твои пирожки в саду?
Юстас выглядел удивленным, однако сказал:
— Ладно, — и вытащил корзинку, в которую уложил приборы, тарелки, солонку, перечницу и стаканы, а потом достал из духовки пышущие жаром пирожки и, наклонив противень, дал им соскользнуть на большое керамическое блюдо в цветочек, после чего они вышли через боковую дверь в освещенный солнцем заросший палисадник. Траву давно нужно было подстричь, но клумбы бушевали яркими и неприхотливыми сельскими цветами, а на веревке жизнерадостно полоскались на ветру белоснежные наволочки и простыни.
Садовой мебели у Юстаса не было, поэтому они уселись прямо на газон, из которого кое-где поднимались ромашки и подорожники, и расставили вокруг себя посуду.
Пирожки оказались гигантских размеров, так что Вирджиния осилила только половину и с ужасом взирала на остатки, пока Юстас, опираясь на локоть, приканчивал свой.
Она сказала:
— Не смогу проглотить больше ни крошки, — и отдала ему остаток пирога, который он безмятежно отправил в рот. Пережевывая тесто и картофельную начинку, он произнес:
— Не будь я так голоден, я бы заставил тебя доесть все до конца, чтобы ты хоть чуть-чуть поправилась.
— Но я не хочу поправляться.
— Ты слишком худая. Ты и всегда была тоненькой, но сейчас выглядишь так, словно тебя унесет первым же порывом ветра. И ты обрезала волосы. Они были длинные, до пояса, и развевались на ветру.
Он протянул руку и обхватил ее запястье большим и указательным пальцами.
— От тебя остались кожа да кости.
— Наверное, все дело в той простуде.
— Я-то думал, ты стала толстухой после стольких лет поедания овсянки, копченой селедки и фаршированных рубцов.
— Ты хочешь сказать, что в Шотландии питаются только этим?
— Мне так рассказывали.
Он выпустил ее запястье и снова принялся за пирог, а потом начал собирать тарелки в корзину, чтобы отнести обратно на кухню. Вирджиния попыталась было ему помочь, однако он приказал ей оставаться на месте, так что она подчинилась, растянулась на траве и стала рассматривать серую крышу амбара с примостившимися на ней морскими чайками и гонимые ветром кудрявые белые облачка, которые наплывали с моря по головокружительной небесной
Юстас вернулся с сигаретами, парой зеленых яблок и термосом с чаем. Вирджиния так и лежала на траве, поэтому он бросил ей яблоко, и она поймала его, а он уселся с ней рядом и стал отвинчивать крышку термоса.
— Расскажи мне про Шотландию.
Вирджиния повертела яблоко, гладкое и прохладное, в ладонях.
— Что тебе рассказать?
— Чем занимался твой муж?
— Что ты имеешь в виду?
— Он работал?
— Не совсем. Не с девяти до пяти. Но ему досталось это поместье…
— Кирктон?
— Да, Кирктон, от дяди. Большой величественный дом, около тысячи акров земли; после того как мы привели дом в порядок, он большую часть времени занимался хозяйством. Выращивал деревья, ухаживал за поместьем… ну, не своими руками, конечно… я имею в виду, у него был управляющий, жил в фермерском доме. Мистер Макгрегор. Собственно, он делал большую часть работы, но Энтони тоже всегда находил себе занятие. Я хочу сказать, — слабым голосом закончила она, — он умел как-то заполнять свое время.
В сезон охотился пять дней в неделю, рыбачил и играл в гольф. Ездил на скачки, каждую зиму на пару месяцев отправлялся в Сент-Мориц. Не было смысла описывать образ жизни такого человека, как Энтони Кейли, такому человеку, как Юстас Филипс. Они принадлежали разным мирам.
— А что делается в Кирктоне сейчас?
— Я же сказала, за ним следит управляющий.
— А дом?
— Стоит пустой. Правда, мебель осталась на месте, но там никто не живет.
— И ты собираешься вернуться в этот пустой дом?
— Собираюсь. Когда-нибудь.
— А как насчет детей?
— Они в Лондоне, с матерью Энтони.
— Но почему они не с тобой? — спросил Юстас без критики, но заинтересованно, словно ему любопытно было узнать.
— Мы решили, что мне будет полезно отдохнуть самой по себе. Элис Лингард прислала письмо и пригласила меня приехать, мы все обсудили, и вот я здесь.
— А почему ты не привезла детей?
— О, я даже не знаю… — эти слова прозвучали неуместно и надуманно даже для нее самой. — Своих детей у Элис нет, дом для них не приспособлен… Я имею в виду, там все такое ценное, и дорогое, и хрупкое. Ну, ты знаешь, как это бывает.
— Вообще-то не знаю, но продолжай.
— Да и потом, леди Кейли нравится, что они живут с ней.
— Леди Кейли?
— Это мать Энтони. И няне нравится жить у нее, потому что раньше она работала у леди Кейли. Воспитывала Энтони, когда тот был маленьким.
— Но твой-то дети уже большие.
— Каре восемь, а Николасу шесть.
— Тогда зачем им няня? Почему ты не воспитываешь их сама?
За прошедшие годы Вирджиния бессчетное количество раз задавала себе этот вопрос, но так и не нашла на него ответа, и теперь, когда Юстас непрошенно произнес его вслух, она испытала к нему странную неприязнь.