Пустой гроб
Шрифт:
— Пятьсот тысяч.
— В минусе или плюсе?
Перуанец улыбнулся:
— Разумеется, в плюсе… Не хотите же вы…
Не договорив, он, как все биржевики, выразительно пожал плечами.
— К тому же, сегодня игра была так хороша, что даже если б я проиграл, я не жалел бы об этом.
И он поспешил перевести разговор в другое русло.
— Кстати, Миньяс, вы что-нибудь слышали о недавних скандалах, потрясших весь Париж, к примеру, об инциденте в Жокей-клубе? Вы ведь, если не ошибаюсь, и сами в нем состоите?
Финансист Миньяс,
— Я не состою в Жокей-клубе, Луиджи, и вообще не интересуюсь всякими глупостями.
— Но вы же знаете, на что я намекаю?
Лицо Миньяса выражало полнейшее недоумение.
— Клянусь, даже не подозреваю!.. Вчерашний вечер я провел в ложе у своей любовницы, в кабаре «Сигаль» — я туда время от времени заглядываю, никого не видел, ничего не знаю… А что, собственно, произошло?
Дойдя до последней ступеньки, мужчины остановились, но Луиджи вновь увлек за собой своего спутника.
— Пойдемте в бар, — предложил он. — Выпьем стаканчик-другой, и я расскажу вам, как было дело.
Через несколько минут приятели водрузились на высокие табуреты в баре неподалеку от Сены, куда после долгих часов говорильни финансисты любят заглядывать небольшими компаниями; здесь замышляют они таинственные комбинации, пытаются наперед угадать ход завтрашних сделок.
Луиджи вынул изо рта две соломинки, через которые потягивал необыкновенный напиток, рецепт которого держал в секрете, всякий раз вынуждая бармена строго следовать его указаниям, и приступил к рассказу:
— Так вот, любезный, собрание в Отей было необычно оживленным. Вы, полагаю, в курсе, что Жокей-клубу предстояло назначить нового президента. Имелось два кандидата.
— Одним из кандидатов, — продолжил Миньяс, — был, насколько мне известно, граф Мобан, а другим — миллиардер Максон.
Луиджи отпил еще глоток и усмехнулся:
— Но чего вы знать никак не можете и чего не знал никто, было окутано страшной тайной… Держитесь крепче, приятель, представьте себе, что граф Мобан, тот самый граф Мобан, которого все мы знаем и который любил гульнуть на широкую ногу, так вот, он оказался никем иным, как…
— Обыкновенным вором, — закончил Миньяс.
Луиджи снова пожал плечами.
— Это было бы еще полбеды, — сказал он.
— Тогда убийцей?
— Еще того хуже.
— Черт подери, Луиджи, я уж тогда и не знаю…
Перуанец оперся локтями о колени и, приняв эту странную позу, отчеканил:
— Дорогой мой, граф Мобан оказался самим Фантомасом!
От волнения финансист Миньяс спрыгнул с табурета.
— Не может быть! — воскликнул он. — Как вы сказали?
Перуанец повторил еще раз:
— Я говорю, что граф Мобан, тот самый граф Мобан, который на миг мелькнул в великосветской хронике Парижа, вовсе не был дворянином, как все мы думали. Граф Мобан оказался
Выдержав паузу, Луиджи расхохотался.
— Ну как, Миньяс, — спросил он, — не ожидали такого поворота событий? Пожалуй, моя информация — из раздела сенсаций…
Миньяс и впрямь застыл от изумления.
Спутник его разразился смехом.
— Вы не один такой, приятель, — заявил он, — члены клуба тоже в полной растерянности, я повстречал Кемена — знаете толстяка Кемена? — и он поведал мне, что вчерашний сеанс в клубе прошел отвратительно, так ведут беседу в комнате, где лежит покойник. Подумать только — Фантомас проник в Жокей-клуб, да это позор для клуба… К тому же, есть кое-что еще…
— А что же выборы? — прервал его Миньяс.
— Об этом я ничего не слышал, но теперь их исход предрешен, Фантомас ведь точил зуб на Максона, его-то он и хотел оставить в дураках; понятное дело, раз Фантомас разоблачен и граф Мобан пустился в бега, справедливости ради, Максон имеет все основания рассчитывать на победу… Я лично ничуть не сомневаюсь в его избрании. Ну и повезло же ему!
Лишь только Луиджи произнес эти слова, как к приятелям подошел толстый, лысый, безбородый человек с типично английским лицом; внешность толстяка отнюдь не внушала симпатий, природа наделила его поразительными глазками — маленькие, голубые, они моргали, не переставая, и никогда не смотрели собеседнику прямо в лицо; вдобавок он обладал особым нюхом на всякого рода темные делишки, умел вовремя к ним примазаться, а потом так же вовремя смыться, сорвав солидный куш и сумев выйти сухим из воды.
— Так вот вы, оказывается, где, — как ни в чем ни бывало сказал толстяк, — празднуете за стаканчиком вина сегодняшний успех на бирже… А я, дорогие мои, потерял на своей меди сорок пять тысяч… Ну и наплевать, все это пустяки.
— Это удача, — сухо поправил его Миньяс.
Толстяк не смог скрыть удивления:
— Удача? Вы считаете удачей потерять сорок пять тысяч франков?
— Черт возьми!.. Это избавит вас кое от каких ваших врагов.
Все трое прыснули, и толстяк продолжил:
— Знаете что, не будем говорить об удаче. Для тех, кто играет на бирже, удачи не существует… Удача — это кое-что получше. Слышали последнюю новость?
Луиджи и Миньяс в один голос ответили:
— Вы имеете в виду Фантомаса, историю с Мобаном и Максоном?
Толстяк отрицательно качнул головой:
— Да будет вам о Фантомасе, есть вещи поинтереснее. Знаете Коралеса?
— Какого? — спросил Миньяс.
— Племянника.
Такой ответ позабавил Луиджи.
— Бедняга! — изрек он. — Вот уж кому решительно не повезло, кто никогда не будет самим собой. Его тетушка так богата, что прямо-таки поглощает его. Никогда не скажут просто — Коралес, говорят — племянник Кончи Коралес.