Пустыня, города и тадегессеры

Пожидаев Михаил

– А вы?

– Я беру различную работу у тадегессеров и выполняю её за деньги. Бывает, что занимаюсь с их учениками, – пояснил Гортамир.

Он задумался о чём-то своём, сосредоточился и будто в нерешительности добавил:

– Так сложилось, что я получил очень хорошее образование. Наверное, мог бы им гордиться.

Ириемналь заметил, что Гортамир это сказал с каким-то неловким смущением, и решил не вдаваться в подробности.

Когда у каждого в руках оказалось по горячей чашке с чаем, все почувствовали, как они устали, и разговор понемногу утих. Тамаирк вообще ничего не говорил. Выпив чай, все ушли с кухни. Гортамир что-то негромко сказал Тамаирку; Ириемналь понял, что он попросил

приготовить постель для гостя. Тамаирк позвал его идти за ним наверх.

Когда Ириемналь с Тамаирком вошли в комнату для гостей на третьем этаже, в час уже полностью окутанной мраком и тишиной ночи, он почувствовал, как дико он выбился из сил. Шумный и насыщенный день, наконец, подходит к концу. Эта комната, несмотря на свою ненужность хозяевам, поддерживалась ими в чистоте и порядке. В ней находился большой кованый сундук, наполненный какими-то вещами; напротив него стояла кровать, как раз подходящая для гостя. Тамаирк, поставив на сундук светильник, принёс откуда-то чистую простыню, подушку, одеяло и с заботой принялся ловко расстилать постель для Ириемналя. Ириемналь тем временем рассматривал старый дощатый пол: в щелях между досками краска заметно потрескалась, из-за чего местами проступали неровные чёрные полосы.

Через некоторое время Тамаирк закончил готовить постель, пожелал спокойной ночи, взял светильник и вышел. Ириемналь разделся, в задумчивости сел на кровать и принялся размышлять о прошедшем дне. В его жизни никогда ещё не было ничего подобного, что могло бы сравниться по невероятности с этим прожитым днём: утром он ещё шёл по пустыне, днём, озираясь, бродил по улицам города, затем встретил Тамаирка, познакомился с Гортамиром, и вот теперь он здесь, сидит в этой комнате. Это, несомненно, необыкновенный день! Впрочем, радоваться пока рано, всё самое важное ещё впереди.

III

Медленно опустившаяся ночь погрузила город в сон, но наперекор ей нашлась одна комната, в которой кто-то настойчиво продолжал свой труд, не зная ни усталости, ни соблазна махнуть на всё рукой и отправиться спать. Обстановка этой непокорной комнаты сплошь состояла из тесного лабиринта шкафов и полок, из которых торчали бесчисленные рулоны, тетради и книги; проходившие мимо люди протискивались через них исключительно боком, поскольку в противном случае многоэтажные конструкции немедленно падали на пол.

В углу комнаты стоял стол; среди огромной груды бумаг на нём мерцал слабенький огонёк свечи; рядом на стуле, склонившись, сидел пожилой мужчина. Насколько позволял судить его силуэт, он был высок и чрезвычайно широкоплеч. Его прямая, гордая осанка в сочетании с сильными мускулистыми руками наводила на мысль о превосходном атлетическом телосложении; плечи и верхнюю часть спины покрывал плотный меховой воротник.

Мужчина был чем-то страстно увлечён; совершенно не отрываясь, на протяжении долгого времени он делал записи в лежащей перед ним стопке бумаг. Внезапно он поднял голову от стола. Морщины и короткие волосы с проседью свидетельствовали о том, что ему, скорее всего, уже больше шестидесяти лет; лицо он имел скорее угрюмое, нежели доброжелательное, но выражение его, если и не говорило о природном благородстве, то, во всяком случае, отличалось некоторым оттенком беспристрастности. Пару минут он бесцельно смотрел на пустой фрагмент стены перед собой, затем встал со стула. Где-то сбоку нашлась переносная лампа; мужчина зажёг её от свечи и начал подниматься по лестнице, ведшей к выходу из комнаты. Лестница поднималась вдоль всех четырёх стен этой странной каморки и при взгляде сверху имела форму четырёхугольника.

Поднявшись по лестнице, мужчина попал в просторный отделанный мрамором зал, предназначенный, видимо, для совещаний и собраний.

Об этом говорили пара длинных столов и небольшая трибуна перед ними. Покинув зал, мужчина начал двигаться по путаному лабиринту тёмных коридоров, вскоре превратившихся в мрачные и пустынные помещения. Человека нисколько не смущало, что он здесь, по-видимому, совершенно один, он шёл уверенно и, похоже, прекрасно ориентируясь в пространстве. В залах повсеместно виднелись следы человеческого присутствия: брошенные книги, хаотично расставленные стулья, незакрытые дверцы шкафов. Казалось, что ещё вот-вот, и все здешние обитатели сюда вернутся вновь и продолжат то, чем занимались до этого.

Вместе с тем некоторые помещения производили впечатление довольно странное. Их подчёркнутая пустота, облачённая в чудаковатые формы и размеры, словно сама намекала на свою тайную значимость. Как бы там ни было, в своей совокупности весь этот набор помещений претендовал на то, чтобы быть целым миром, способным принять в себя громадное число идей и противоречий. В сущности, он именно для этого и создавался: весь смысл этих помещений заключался в том, чтобы служить храмом грандиозных знаний. Любым результатам деятельности человеческого ума здесь гарантировались уход и сохранность.

Мужчина наконец дошёл до какой-то отдалённой узенькой лестницы и начал по ней спускаться, продолжая освещать лампой путь перед собой. Когда лестница закончилась, он попал в подземное пространство: проход узенький, потолок низкий, холодно и сыро. Идти теперь предстояло не через залы, а по сложной системе длинных ходов, напоминавших катакомбы. Пол и стены здесь были выложены каким-то камнем, не то мрамором, не то даже гранитом. Звук его собственных шагов холодно отражался от всех поверхностей. Нисколько не настораживаясь и ничего не опасаясь, мужчина преодолел и эту часть пути, после чего неожиданно замер посреди коридора. Он остановился на участке, уровень пола которого был несколько ниже, в стене выделялось углубление с черневшим посередине входом. По обеим сторонам от хода стояли металлические треножники для крепления в них факелов; треножники выглядели очень старыми, они здесь стояли, очевидно, с незапамятных времён; ими давно никто не пользовался.

Человек остановился, ещё раз убедился, что ничего не перепутал, после чего вошёл внутрь. Новое большое помещение с потолком, уходящим в непроглядную темноту, и толстенным слоем пыли на полу производило впечатление неприятное; оно в каком-то смысле сообщало, что сюда приходить не стоит, разве только гость имеет предельно ясное представление, что же на самом деле отсюда начинается. Нижняя часть стены перед входившим человеком выдавалась глубоко вперёд, словно весь зал охватывал фасад небольшого одноэтажного здания. Вдоль неё стояли два изваяния, изображающие людей, а сбоку от них чернел очередной ход – дальше внутрь.

Мужчина задержался ещё на пару мгновений, увидев вышедших из мрака статуи. Какие предки их сюда поставили, он, право же, в точности не знал, но долго размышлять на эту тему и не собирался, быстро направился ко входу рядом с ними и исчез в нём.

Его нерешительность постепенно усиливалась, хотя он, казалось, был готов встретить здесь что угодно и нисколько не удивляться этому. Проходы становились косыми, грязными, извивались во всех направлениях, местами то с потолка, то со стен свисали трудноразличимые предметы и ошмётки отделки; всё вокруг пронизывал мерзкий запах сырости. Мужчина постоянно оглядывался вокруг, вслушивался в тишину и часто возвращался назад; двигаться вперёд становилось труднее, часто приходилась нагибать голову, чтобы не коснуться грязного потолка, на котором местами проступали грязные мокрые пятна. Где-то висело трухлявое дерево, где-то темнела рассыпавшаяся штукатурка.