Пустыня смерти
Шрифт:
Змеи переглянулись, а у меня возникло чёткое и совершенно жуткое ощущение, что я смотрю на людей в змеиной шкуре.
Страшно.
Страх прокатился по всему телу, я стала одним большим источником ужаса, а потом я перегорела. Не знаю, с чем сравнить, наверное, всего во мне стало слишком много, и не хватило места для ужаса.
Зато вернулось на место спокойствие, моя хладнокровность и любовь к змеям.
Три ха-змея уловили это, переглянулись и кивнули одновременно.
Первым ко мне наклонился крайт.
«Можешь меня называть Крайт, я самый лёгкий,
Я вздохнула, протянула руку. Крайт облизнул указательный палец и… боли почти не было. Зато было ощущение, что я на мгновение стала вот этой, огромной полосатой змеёй, ощущающей жар от нагретого песка пустыни, ощущающей тепло от мелких досадливых людей. Ощущающей сородича в хрупкой фигурке, стоящей на песке и уже не боящейся. Страх так мерзко ощущается на языке…
Вторым ко мне наклонился чёрный змей.
«Не люблю, когда меня называют мамбой, но тебе можно. Я повезу того, кого ты побаиваешься. Человека. Я присмотрю, чтобы он не обидел тебя. Теперь ты знаешь, что мы ощущаем в тебе сородича. Ты — настоящее змеиное дитя, хотя ещё не понимаешь, что это значит».
Возражать и спорить я не стала. Все-таки до сих пор я отчётливо помнила, как самая первая моя змея сказала, что я поменяю шкуру. Я её до сих пор не поменяла, но… Но все ли так просто, как я всегда думала?
Клык кольнул уже средний палец, и мамба отстранился, разглядывая меня чёрными глазами. Потом одобрительно кивнул и отполз, а напротив меня уже возвышалась громада тайпана.
«Ты поедешь со мной. Ты и тот, кто к тебе в нагрузку идёт. Ты умеешь ездить без седла. Это радует».
Клык тайпана скользнул по моему запястью. Крови было чуть больше, и змей дал ей время, чтобы немного стечь, а потом, когда раздвоенный язык скользнул по ране, словно острым песком провели! Длинная царапина исчезла.
А меня снова окатило ощущением смеха.
Надо мной не издевались, но подшучивали.
«Хорррошо».
«Даже чуть лучше».
«Чем мы ждали».
Больше змеи ничего не сказали, а я, понимая, что объяснить все случившееся спутникам не смогу, повернулась к ним и остолбенела. Они ничего не видели. Все трое сидели на песке, закрыв глаза руками.
Неожиданно детский жест.
Неожиданно трогательно и опасно. О такой слабости никто не должен узнать, поэтому… будем играть в эти игры и дальше.
Повернувшись обратно к змее, я спросила, словно что-то ища в собственной сумке:
— Мы едем дальше. Змеи согласились нас отвезти, только… — медленно повернулась я. — Мы едем без седел.
Ну… Наверное, выражения лиц всех троих мужчин стоили того, чтобы пройти через все, что случилось сегодня. Коктейль, превративший симпатичные довольно лица, в застывшие бумажные маски, отражающие спокойствие. А внутри всех троих бился страх.
И когда я говорила, кто на какой змее едет, пока я сама усаживалась в безопасное место между двух гребней на спине Тайпана, я не могла отделаться от ощущения, что дальше будет только хуже.
Только насколько — я себе ещё даже не представляла…
Песок
Чуть в стороне от нас бушевала серьёзная буря, на другой дороге, более накатанной и оживлённой, кого-то ждали люди, верхом на песчаных ящерах. Ждали долго, затянули до прихода бури и не успели спрятаться в безопасное место.
Не нас ли там ждали?
Говоря о «нас», напарники в этот раз мне достались, не просто «бей лежачего», а «свалился — добей сразу насмерть». Они и добивали. Не врагов, правда, на нашем пути живых уже часов шесть не встречалось — добивали они меня, параллельно неописуемо развлекая змей. Те, кстати, для всех моих спутников, изображали совершенно обычных верховых ха-змей, но вот в мысленной связи со мной, все было иначе.
Они ехидно комментировали каждое! моё действие и мою мысль, все, что происходило вокруг, и просто до пугающего напоминали мне Хана.
Вне всякого сомнения, они были опасны. Куда опаснее любой ха-змеи, с которой когда-либо мне приходилось иметь дело. В этой тройке «верховых» ощущался острый ум, а ещё что-то напоминающее ореол власти. Умение приказывать и любовь к этому. Что-то подобное я ощущала в королеве песчаных муравьёв. Она не была человеком, поэтому вот эта запредельная мощь власти, в её глазах, словах, заставляла склонить голову, преклонить колени, распластаться перед ней. Я не раз была свидетелем того, как сильные люди ломались перед королевой, рассыпались горстью стеклянного бисера, не в силах вынести её взгляда, не в силах постичь разумом её могущество. Меня спасло в своё время то, что я была безоговорочно ей восхищена. Это восхищение и спасло меня.
Словно сквозь розовую шаль для танцев, я смотрела на неё и видела силу, мощь, видела тонкие черты и бескрайнее одиночество. Потом, когда я смогла посмотреть на происходящее совсем другими глазами, было уже поздно. За статью и беспредельной властью я уже увидела женщину, не нашедшую своего места в пустыне. Я нашла в ней сестру по духу.
И сейчас, что было и страшно, и для меня необъяснимо, в трёх змеях я ощущала что-то родственное королеве муравьёв.
Впрочем, были и отличия, королева и близко не была настолько злой и ехидной, как эта троица.
А ещё ей, правящей королеве, и в голову бы не пришло травить пошлые анекдоты, которыми развлекались змеи, пока мы удалялись от аула всё дальше и дальше. Змеи сбивали меня с мыслей, мешали вслушиваться в шёпот песка и присматривать за мужчинами, вручившими мне добровольно свои жизни. А ведь я за них отвечала!
Впрочем, даже это… Нет, особенно это не должно было стать оправданием тому, что случилось. Возможно, я просто переоценила свои силы, возможно, кто-то запретил песку вмешиваться. Не ощутили даже змеи приближение того, что надо было миновать любой ценой.