Пустыня смерти
Шрифт:
Его голос зазвучал спустя мгновение прямо в моей голове.
— Я не знаю, как это называется, но… то, что давало нам силу, то, что составляло сущность нашего проклятья, я начал его ощущать — оно исчезает. И рядом с тобой — оно не пропадает совсем, оно просто притупляет своё действие. Но здесь есть девушка. Северянка. Она наложница лорда Хана. Вот рядом с ней проклятье буквально сходит с ума.
— Северяне? — повторила я задумчиво.
Что-то в этом было.
В том пласте истории, о котором мне рассказывала
Как же она говорила? Как…
Я пыталась вспомнить рассказы королевы песчаных муравьёв очень долго.
Мы успели выставить караул (Рамира), распечатать пару свитков (я), установить какие-то жутко сложные оповещающие линии, это уже Ен, и спокойно лечь спать.
Правда, заснул только Али, я же лежала на кровати, окутанной со всех сторон шелками, для меня её установили специально, и не могла сомкнуть глаз…
Все пыталась вспомнить, что же там говорила Кармин о беде с севера.
Это было не так уж и давно.
Я привезла ей северные сладости. И это был первый случай, когда её не обрадовал мой подарок. И не потому, что это было плохо, невкусно, а потому что привезённое ввергло её в странное состояние не то бессильных слёз, не то ещё чего-то…
Уже потом, когда она успокоилась, практически горстями поедая сахар, она заговорила.
Правда, вместо того, чтобы рассказать что-то конкретное или хотя бы… понятное, она начала рассказывать мне сказки.
Всю ночь напролёт, не замолкая ни на секунду, словно боялась замолчать, словно боялась, что в этом случае, она больше никому ничего не скажет.
Сказки были разные: короткие и длинные, для совсем маленьких детей и для тех, кто постарше. Поучительные и юмористические. Общее в них было одно — зло в этих сказках всегда приходило с севера. Оно принимало женские обличья или сохраняло свою природную структуру, но направление движения оставалось неизменным.
Беда всегда приходила оттуда.
И если подумать… Я никогда не подходила к границам Аррахата, мне это было не нужно, но вот действительно ли мне это было просто не нужно?
Я слышала о северянах, но слышала я о них, как ни странно, от самих северян. Пустынники варились в собственном соку, и я не слышала, чтобы кто-то из нас покидал границы Аррахата.
А ведь они, совершенно определённо, были!
Ещё дед рассказывал. Там где песок переходит в сухую землю, выжженную раскалённым глазом Меды, есть граница.
Она видимая, висит в воздухе, упруго откидывая всех, кто попробует её пересечь. И это единственная попытка отступить. Второй попытки уже никто не даёт, нарушитель мгновенно умирает, раздробленный на части сверкающими, искристыми и холодными частицами. Вроде тех, что в самые холодные ночи появляются в наших ледниках, глубоко-глубоко выкопанных под аулами.
Это серебряная пелена колышется, вьётся и качается будто живая. Там, за
С юга… Я никогда не слышала, чтобы с юга кто-то приходил в пустыню, как и с запада, с востока. Только с севера, северные народы, северяне.
Беда пришла с севера, оттуда могут прийти народы. Значит, там или самое слабое место этой границы, или его нарочно оставили, чтобы мучители могли прийти и посмотреть на то, что они сотворили? Присмотреть, чтобы не было недовольных и не было тех, кто мог бы снять проклятье с этих двух народов.
Кажется, так. Если я не ошибаюсь, то все именно так.
Мне сейчас не хватает Тайпана… Его доброй иронии, ненавязчивой защиты.
Хотя, что это я. Сейчас мне защита не нужна, сейчас защищать других должна я сама.
А на северянку надо посмотреть, что-то подсказывает мне, что амулет власти и беда с севера имеют или какую-то связь, или отношение друг к другу. Понять бы ещё какое…
Ладно, спать, спать, а то ещё немного, и завтра охрана мне самой понадобится.
Надеюсь только, мне сегодня ничего не приснится.
И говоря о снах… Какие сны снятся лордам? Маленьким и не очень?
Я бы хотела взглянуть. Хотя это, конечно, и нехорошо, за другими подсматривать.
Амулет на груди уколол кожу, вначале огнём, потом холодом. Но ощутила я это лишь сквозь сон, потому что спала, ещё даже не догадываясь, что порой значение имеют не только мои слова, но и мысли.
…Пустыня переходила в степь, грубо, резко, как будто два разных куска материй приложили друг к другу и сшили наживую, просто, чтобы прикрыть что-то, без подгонки, без учёта фактуры или рисунка. Просто так.
А на границе, там, где в одежде был бы шов, здесь он тоже был. Только… не знаю даже как сказать, шаманский?
Между пустынью и степью была белая вьющаяся полоса чего-то непонятного, белого, искристого, колкого…
Я не сразу поняла, что это за место, а потом поняла — граница. Это северная граница Аррахата! Та самая, откуда приходят северяне, та самая, которая никого не выпускает из пустыни во внешний мир.
Я видела то, что случается с теми, кто всё же пытается прорваться — в одном месте было очень, очень много крови, и она вся танцевала в воздухе среди белого полотна такими же колючими крупинками.
Мне не было холодно, не было жарко, молчал песок под ногами, и всё вокруг было ни живым, ни мёртвым. Никаким. Не имеющим силы, не имеющим дыхания.
Не сразу, потребовалось какое-то время, чтобы очевидное до меня всё-таки дошло. Это было сном.
Сон без того, кто его видел?
А так бывает?
Ведь это не мой сон!
Чей-то ещё.
А ещё спустя какой-то «ломоть» времени, оно здесь вот именно что «порционными ломтями» прокручивалось, я увидела и чей именно.
Хана.