Пустыня
Шрифт:
— И что ты ему рассказала?
— Поранилась же… случайно.
— То есть что тебя укусила крыса, он не знал?
— Нет, нам нельзя… Какая крыса, никакой крысы не было.
— Наташ, ты о чём? Ты ведь болеешь, серьезно болеешь. Тебя спасать нужно, а не зная анамнеза, легко и промахнуться с диагнозом.
— Ну, крыса, да. Укусила. Чуть-чуть.
— Какая крыса? Пасюк?
— Нет, чёрная.
— Помимо эмульсии врач ещё что-нибудь назначил?
— Да, мадрибон. По таблетке два раза в день.
—
— Конечно, пила. И сама ещё Пенталгин, а то голова болит.
Я осмотрел Наташу.
Да уж… Как там у Грина: «Вы видите так называемую черную гвинейскую крысу. Её укус очень опасен. Он вызывает медленное гниение заживо, превращая укушенного в коллекцию опухолей и нарывов».
До коллекции пока не дошло, но долго ли?
Везти Наташу в инфекционную больницу? Но уже пятница, вторая половина дня… Пока довезём, на всю больницу останется дежурный врач, а что дежурный врач понимает в болезни крысиных укусов? Не факт, что вообще знает о такой… Назначит стрептоцидную мазь, а время идет, время идет…
В двери постучали.
— Чижик, можно?
— Можно, можно, — Наташа уже привела себя в приличный вид. Но состояние неважное, теперь каждый видит. Температура под сорок, и, похоже, растёт. И пульс…
— Как ты насчет больницы? Инфекционной? Мы мигом домчим…
— Нет! — коротко, но от души. Да, наша инфекционная больница — не загляденье. Никаких мельцеровских боксов, никаких индивидуальных постов… В выходные — дежурный врач на двести пятьдесят больных.
— У тебя мама медсестра? — решил уточнить я.
— И бабушка тоже.
— Ладно, везём тебя домой. К бабушке.
И мы ушли, разминувшись с преподавателем. Наши объяснят, скажут — Гурьева заболела, а Чижик, Стельбова и Бочарова её повезли в больницу. Втроем? — ехидно спросит преподаватель, но развивать тему не станет. Слабо ему развивать тему против Ольги, да и мы тоже ему не по зубам. Не понимает, что да, что втроём, именно втроём нужно сопровождать тяжелых больных. Я за рулём, а Лиса с Пантерой, если что, будут оказывать реанимационные мероприятия.
Пока девочки сводили по лестнице Наташу вниз (лифта, понятно, нет), я заскочил в аптечный киоск. Ещё работал. Так себе киоск, простенький, но на витрине я видел вибрамицин. Антибиотик в наших краях редкий, но особым спросом не пользуется. Дорого! Пять капсул — десять рублей сорок копеек! А что такое пять капсул по пятьдесят миллиграммов?
— Дайте четыре упаковки, — прошу я. Теоретически антибиотики должны отпускаться по рецептам, но это теоретически. По рецептам план не выполнишь, а план — это закон.
— Есть только две, — сказала киоскерша.
— Давайте две, — согласился я. Лучше две, чем ни одной. Гораздо лучше.
Дала с радостью. Я сделал план, если не за месяц, то за день точно.
Сегодня мы на «ЗИМе». Девочки, все трое, уселись на заднее сидение.
Я достал бутылочку «Нарзана», у меня всегда в машине бутылочка «Нарзана» имеется. Достал, открыл, налил в стакан (тоже всегда), отвинтил крышку пузырька темного стекла и выкатил капсулу вибрамицина.
— У тебя аллергия на лекарства есть?
— У меня аллергии на лекарства нет, — механически ответила Наташа.
— Тогда пей, — я дал ей капсулу и стакан.
Капсулу она взяла сама, а вот стакан — Надежда. Сил у Наташи уже не было. Но всё же она спросила:
— Это что?
— Это вибрамицин. Антибиотик тетрациклинового ряда. Хороший, польский.
— Зачем?
— У тебя содоку. Болезнь крысиных укусов. Инфекция, вызываемая японской спирохетой. К мадрибону она малочувствительна, а вот вибрамицин очень эффективен, — я тронулся с места. — Наташа, напомни адрес.
— Революция пятого года, четырнадцать.
— Во время второй мировой войны японские солдаты, высадившиеся на Новой Гвинее, стали страдать от непонятного заболевания. После крысиных укусов у них появлялись язвы, лимфаденит, лихорадка, они теряли боеспособность, и вообще… Японцы начали изучать болезнь, и выяснили, что её вызывает особый вид спирохет. Источник — грызуны, крысы. При ослюнении раны спирохета попадает к человеку, по лимфатическим сосудам — в лимфоузлы, а далее везде. Начали лечить неосальварсаном, с успехом. А сейчас — тетрациклинами, лучший из которых это вибрамицин. При своевременном лечении прогноз благоприятный.
— А при несвоевременном?
— Наташа, ты уже начала лечение. Через сутки девяносто процентов спирохет погибнут. Через неделю — девяносто девять процентов. Через две недели — сто процентов. Курс — две недели, да. Но чувствовать себя лучше ты будешь уже в понедельник.
— Я… Я не только о себе. С крысами нас работали четверо, — и она перечислила имена и фамилии.
— И всех кусали?
— Кусали, царапали… Это же крысы. Не любят, когда их колют и режут.
— Ладно, понял. Разберемся. А… Живые крысы ещё остались?
— Нет… Не знаю, шесть крыс взял к себе профессор.
— Жевдеев?
— Да, Александр Павлович.
— Я с ним поговорю.
— Только…
— Да не волнуйся, Наташа. Это он пусть волнуется.
По пути я остановился у аптеки — умная мысля приходит вовремя.
— Оля, купи преднизолон, раствор. Коробочку. Пригодится.
Пантера вышла.
— А зачем преднизолон?
— Сейчас вибрамицин проникает в кровь, и через час-другой спирохеты начнут гибнуть. Распадаться. На что организм будет бурно реагировать. Реакция Яриша — Лукашевича — Герксгеймера. На случай, если реагировать будет слишком бурно, и нужен преднизолон. В больнице-то он под рукой, а у тебя дома вряд ли. Пусть будет. На всякий случай.