Пустыня
Шрифт:
1987 год: «нужно написать подпрограмму составления цепочек».
На Западе программы пишут для персоналок.
1989 год: «надо сделать более экономный вариант программы»
1991 год: Ботвинник получает звание «Заслуженный деятель науки и техники РСФСР».
«Пионер» делать не будем. Будем на его основе делать другую программу, «СНЕSS COMPUTER SAPIENS»
1994 год. На интеловском турнире с хорошими призами чемпион мира Гарри Каспаров проиграл программе «Гениус» и выбыл из борьбы. Программа была установлена на персоналке
1995 год: в возрасте восьмидесяти трех лет умирает Михаил Ботвинник. Проект создания шахматной программы закрывается, да и не до научных шахмат в бурные девяностые годы.
Итак, что в сухом остатке?
А ничего. То есть совсем ничего.
Десятилетиями люди ходили на работу с восьми до пяти, писали научные статьи, защищали диссертации, народу же обещали: скоро, скоро, скоро… ещё немножко, чуть-чуть…
И за это время программа не сыграла ни одной партии.
Повторю капсом: СОЗДАВАЕМАЯ ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ ШАХМАТНАЯ ПРОГРАММА, НА КОТОРУЮ УШЛИ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ МИЛЛИОНЫ, НЕ СЫГРАЛА НИ ОДНОЙ ПАРТИИ.
Как? Почему? Обыкновенно объясняют так: Ботвинника подвели плохие подчиненные. Или не было в СССР хороших ЭВМ. Или он просто настолько опередил время, что мы не в состоянии понять величие замысла.
И так далее, и так далее.
Моя версия такова.
Ботвинник был умным, упорным, целеустремленным человеком, стремящимся любой ценой достичь поставленной цели.
Он её и достиг. Только целью Михаила Моисеевича был не результат, а процесс. Результат — ничто, процесс — всё. Десятилетиями он заведовал лабораторией, руководил подчиненными, получал замечательную по советским меркам зарплату, выступал на ученых советах, в прессе, на лекциях, выезжал в загранкомандировки, пользовался всеобщим вниманием и уважением. Это и была его цель.
Остап Бендер изображал из себя художника два дня, написал для тиражной комиссии плакат, после чего его раскусили и выбросили с парохода.
Михаил Ботвинник изображал из себя создателя Великой Шахматной Программы десятилетиями. Программы, которая никогда не играла.
Это нужно уметь.
Ну гений, гений, гений…
Глава 14
14
31 мая 1976 года, понедельник
О пользе радио
Шейх Дахир Саид Дилани в сомнении. Уж больно ладно идет у нас дело с арабским языком. И с Кораном тоже.
Я и сам удивляюсь. Нет, понятно, индивидуальное обучение, приемы эффективного мышления, полная сосредоточенность, ясное, незатуманенное сознание, погружение в среду — это все большое подспорье. Плюс музыкальность, Коран — это ведь ещё и музыка. Но всё равно, ощущение, будто не учу, а вспоминаю. Языковое дежа вю.
Сегодня шейх пригласил меня в мечеть.
Посетили. Не осрамился, нет. Малое
А вдруг и в самом деле делал?
Вот шейх, верно, и думает, что я чижик засланный. Если и не мусульманин, то обучался походить на мусульманина. Где обучался? Ну, понятно где, в спецшколе Кей Джи Би.
Да только во-первых, биография моя, по крайней мере, с восемнадцати лет, известна любому, кто заинтересуется. Студент, композитор, шахматист, редактор журнала. А во-вторых, зачем бы мне скрывать знакомство с исламом?
Нет, это объясняется тем, что шейх — великий учитель. Ну, а я — способный ученик, чего уж скромничать.
В мечети я прислушивался к себе: может, я и правоверный? Нет, непохоже. Я комсомолец, следовательно, атеист. А до комсомольца был пионером, тоже атеистом. А до пионера — октябренком со звездочкой. Какой уж тут ислам…
В мечети был прохладно. Никаких кондиционеров, просто — прохладно. А теперь я возвращался в отель по пеклу. В тени, может, и сорок пять, но тень поди, найди. И шел я перебежками, от тени к тени. А на солнце — вынеси сковородку и жарь яичницу безо всякого огня.
Только нет у меня сковородки.
Пришёл в отель за час до начала тура. Успел и освежиться, и морально подготовиться к игре.
Играть сегодня мне с Карповым. И я помнил приказ непростого старичка: играть на ничью. Я все время об этом помнил. Почему именно ничью? Опасение, что я проиграю невозвращенцу? Ну, даже если и проиграю, что с того? А если выиграю?
И чем больше я думал, тем больше утверждался в мысли, что старичок предостерегал меня от выигрыша. Не хотел он, чтобы я выигрывал у Карпова.
Может, он за него болеет? Старичок за Карпова? А что, ничто человеческое никому не чуждо. Кардинал Ришелье, говорят, кошек любил, специального человечка завел, чтобы кошечек кормил-поил-обихаживал.
Или старичок выстроил какую-то хитрую интригу, которая мне неизвестна, и по его, старичка, замыслу, Карпов должен оставаться непобежденным, во всяком случае, на этом этапе?
Не нужно гадать. Нужно выполнять приказы. А старичок именно отдал приказ, в этом-то никаких сомнений нет. Приказ есть приказ.
А вот Карпов, он-то согласен играть на ничью?
Не сыграешь — не узнаешь.
Играя белыми, Карпов пошел в шотландскую партию. Дебют интересный, дебют рискованный, мушкетерский, но — изучен вдоль и поперек. Ну, так считается. При желании черные, избегая осложнений, могут добиться равной игры, и я добился. Правда, шансов на контратаку у меня тоже не было, и потому на тридцать шестом ходу на доске стояла ничья. Битая. И мы её зафиксировали.
Что ж, позади девять туров. Две ничьи, шесть побед и одна партия, с Андерсеном, перенесена. Это немного раздражает, перенесенная партия, но только немного. Как мелкий камушек в ботинке.