Пустырь Евразия
Шрифт:
— А вьеты связаны с Петрушей…
После долгого молчания Монумент вздохнул:
— Они одинаковые, как тарелки в столовке! Даже опознания не проведешь! Этот олух, что упустил его, начнет узнавать каждого второго. А, звонят! Это по нашему запросу!
Он приложил трубку к уху, долго разговаривал и что-то записывал, ведя машину одной рукой. Авенир с опаской посматривал на дорогу.
— Ты забыл последнюю цифру,— сказал Монумент, опустив трубку.— Нам скинули десять фамилий.
— Я не забыл,— ответил Авенир.— Он прикрыл ее пальцем случайно.
—
В десятке фамилий оказалось четыре женских. Уточнив адреса и паспортные данные, отбросили двух, которым было за сорок. Два других адреса были в противоположных концах города.
— Куда ехать, счастливчик?
— К нам, на Хасанскую, разумеется!
— Почему?
— Поблизости оттуда я потерял из виду Петрушу.
Дверь однокомнатной квартиры не открывали долго. Монумент приложил свою потертую красную книжицу вплотную к глазку. Наконец щелкнул замок — и напарники многозначительно переглянулись. За дверью стояла пухлогубая молодая особа, рыжая, а не шатенка, но все же…
— Ты — монстр сыска! — шепнул Монумент восторженно.
В квартире был беспорядок, с их появлением только усилившийся. Монумент наседал на девицу, завел для острастки протокол. Та запахивала разъезжавшийся халат, отчего он раскрывался пуще прежнего, зевала и все лениво отрицала. Авенир задумчиво обошел маленькую квартирку, ничего, впрочем, не трогая из деликатности.
— Не кричи ты на нее так! — шепнул он, переживая за грубые манеры напарника.— Мужчины и женщины — принципиально разные существа! Мы даже думаем разными полушариями!
— Да! — свирепо рявкнул Монумент.— Только у мужиков полушария находятся выше пояса! Колись давай! Сказала «а», так не будь «б»!
— А позвольте ваш сотовый,— вежливо попросил Можаев у девушки.— Что он у вас есть, вы отрицать не будете?
Девица неохотно достала из сумочки трубку в чехле. Авенир открыл на дисплее записную книжку и принялся поочередно набирать занесенные в нее номера. Грешников и хозяйка наблюдали за ним с любопытством. Хозяйка лишь спросила:
— А кто звонки проплатит?
Трубка отзывалась все женскими голосами, Авенир уже безо всякой надежды набрал последний номер. И тут в квартире приглушенно запиликал сигнал другого мобильника… Грешников выпучил глаза, вскочил, опрокинув стул, метнулся к встроенному стенному шкафу в маленькой прихожей. Он опоздал всего на долю секунды. Дверца шкафа распахнулась, ударив опера по голове, и в коридор вывалился вчерашний «яппи», сверкая очками. На нем были джинсы и яркая гавайка, мобильник висел на поясе. Длинными руками он изо всех сил толкнул оперативника на Авенира, выскочил из квартиры и был таков. Монумент, мыча от боли и досады, тяжело встал и погнался было за ним, но тут же вернулся. Девица хохотала. Авенир выбежал на балкон, чтобы посмотреть, на какой машине скроется Трофим, но балкон, к сожалению, выходил на другую сторону дома.
Еще полчаса они вдвоем мытарили рыжую Настю, но добыли мизер. Настя познакомилась с Трофимом в клубе, привела домой и занималась
— Теперь веришь мне? — спросил Авенир, когда напарники спустились вниз.
— Угу… — промычал Монумент, трогая вспухшую губу.— Почему же он прячется?
Авенир пожал плечами, попросил у опера трубку и набрал номер. В трубке молчали.
— Трофим, ты слышишь меня? Это Авенир Можаев! Можешь не отвечать. Надеюсь, у тебя сработал определитель номера. Когда у тебя начнутся неприятности, позвони по телефону, с которого я говорю. Может, объяснишь мне, кто хозяин клуба и почему ты скрываешься от нас?
— Чем глубже голову в песок, тем беззащитней задница! — крикнул в трубку Монумент и захохотал.
— У меня уже неприятности, мудак! — обиженно отозвалась трубка голосом Трофима, и разговор прервался.
Авенир попросил высадить его в центре города.
— Куда пойдешь? — поинтересовался хмурый Грешников.— На пиво? Так возьми меня с собой. А то у меня день так и пройдет — всухую!
— В ботанический сад,— ответил Авенир.— Думать. Увидимся завтра на похоронах Низовцева?
— Я приду позже. Завтра ведь и Михалыча хоронят. А что там будет, на похоронах Бормана?
— Мне кажется, там непременно будет убийца.
— Твоя белокурая бестия по-прежнему под подозрением. Этот Трофим может бегать от розыска по тысяче поводов, от алиментов до наркотиков. Ты ничего мне не доказал сегодня — а у нее нет алиби.
— И нет мотива.
— Мотив может появиться в любой момент. Хочешь дальше быть сыскарем — никаких романов на работе. Подведут под монастырь — глазом моргнуть не успеешь! По себе знаю… Не будь рохлей! Некоторые считают, что у них доброе сердце, а на самом деле у них просто слабые нервы!
Ох, как припомнились Авениру Можаеву слова опера, когда он, утомленный бесплодными раздумьями и пешей прогулкой по оранжереям Ботанического сада, вернулся из центра в захолустье Ржевки и взобрался на свой этаж под крышу! Как забилось его нерасчетливое сердце! Русский интеллигент — он ведь до гробовой доски смотрит на мир сквозь розовые очки. Авенир очков не носил, но и без них в полумраке лестницы видел, что у двери его, привалясь к косяку, сидит на корточках и дремлет, свесив голову, девушка-вьетка. Длинные змейки ее черных тонких волос рассыпались по плечам. Не дыша, Авенир присел напротив и некоторое время разглядывал нахохлившуюся, как воробей, гостью, потом осторожно коснулся пальцем плеча:
— Эй…
Девушка встрепенулась, часто заморгала, убирая волосы маленькими руками.
— Я так и знал, что пришлют тебя,— сказал Авенир.— Они должны были тебя прислать. Чего же ты хочешь?
— Входить,— ответила его знакомая, за которой он следил прошлой ночью.— Хочю входить — и пить.
Ей не удавались длинные слова, она смешно рвала их, соединяя слоги соседних слов между собой. Чаще всего она говорила подряд три слога, потом следующие три, и так далее. Голос у нее был тонкий и слабый.