Путь Абая. Том 1
Шрифт:
Поведением сына он остался доволен и на следующий день дал Абаю новое поручение. Карабас опять поехал с ним. На этот раз они отправились к Суюндику.
Они приехали с наступлением темноты. Изгнанный из своих мест аул проводил зиму в верховьях Караула, в ущелье, носившем название Верблюжьи горбы. Люди жили в юртах: многолюдный аул не успел отстроиться на новом месте.
В белой Большой юрте Суюндика было тепло: ее покрывали два ряда войлока снаружи и шерстяные вышитые ковры или узорчатая кошма — внутри. Абай, одетый еще по-зимнему — в бешмете, подбитом белкой, и в сапогах с войлочными чулками, — не чувствовал холода. Впервые ему нынче пришлось быть в юрте.
Посередине юрты тускло мерцал светильник. Кроме Суюндика с женой и двух его сыновей — Адильбека и Асылбека, здесь было еще одно существо, с появлением которого в юрту, казалось, врывалась свежая прелесть весны. Это была дочь Суюндика — Тогжан.
Она то к дело входила, сюда из Малой юрты, где жила ее мать, младшая жена Суюндика. Шолпы [78] своим звоном предупреждало о ее приходе. Маленькие блестящие серьги в ушах, бобровая шапочка на голове, перстни, унизавшие ее пальцы, — все казалось Абаю изящным и прекрасным. У нее нежное личико, прямой правильный нос, черные глаза. Тонкие брови, острые и длинные, как крылья ласточки, разлетаются к вискам. Когда Тогжан слушает, смеется или смущается, чудесные брови то поднимаются дугой, то успокаиваются в плавном изгибе. Может быть, это — крылья невиданной птицы? Вот они раскрылись для полета, а потом снова сомкнулись… Нет, не птицы, — какого-то легкого духа, парящего в воздухе… Они рвутся ввысь, вдаль, — манят за собой… Абай не в силах был оторвать глаз. Он смотрел на девушку восторженно — и молчал, сам не замечая, что думает о ней сравнениями, вычитанными у поэтов.
78
Шолпы — золотое или серебряное украшение в косах молодых женщин и девушек.
Тогжан заботилась о приеме гостей и часто заходила в юрту. Она приказала служанке разостлать скатерть, подать чай и села рядом с отцом, угощая собравшихся.
Абай обратился к хозяину с вопросом:
— Суюндик-ага, почему та одинокая сопка, которая стоит здесь неподалеку от ваших земель, называется «Караул»? [79]
— Кто ее знает, дорогой мой! — отвечал Суюндик и, помолчав, добавил — Разве бывало когда, чтобы Тобыкты и Мамай не вели междоусобных войн? Наверное, осталось с тех времен.
79
К а р а у л — сторожевая вышка.
— Так вы полагаете, что это название дано ей нашим Тобыкты?
— А кем же? Все названия здесь даны тобыктинцами.
— А откуда же название Чингиз? Разве был какой-нибудь Чингиз в Тобыкты?
— Э, нет!.. Ты прав… Почему же тогда этот хребет назван Чингизом? — задумался Суюндик.
Адильбеку было неприятно, что отец его попал впросак, и он поспешил вмешаться в разговор:
— Говорят, это название происходит от слова «Шынкыс», [80] — здешние зимы всегда суровы…
80
Шынкыс — настоящая зима (шын — правда, кыс — зима).
— Вряд ли это так, — возразил
— Да, верно, я тоже что-то слышал об этом. Только вот в памяти ничего не сохранилось. Если ты знаешь, расскажи нам, сын мой, — сказал Суюндик.
Молодой гость рассказал все, что знал о Чингиз-хане и его походах. Под конец он высказал несколько своих догадок.
— Вероятно, поэтому хребет и назван «Чингиз», а его вершина — «Хан». Вот та гора, которая стоит в стороне от других, могла быть его ставкой. Поэтому она называется «Орда». Не с того ли времени сохранилось и название «Караул»?
Суюндик выслушал Абая с большим вниманием. Тогжан заметила, что отец ее заслушался гостя: его пиала так и осталась полной, и чай в ней совсем остыл. Но девушка и сама не сводила с Абая любопытного взгляда. Старшие чувствовали себя неловко: они были смущены своим незнанием.
— Да, это, наверное, так, — повторяли Асылбек и Карабас. Суюндик, покоренный рассказами Абая, сам подал ему чашку.
— Выпей, закуси, Абай! — сказал он, придвигая к гостю жент, [81] масло и баурсаки.
81
Жент — творог, растертый со сливочным маслом и медом.
Тогжан была удивлена почетом, который оказывал ее отец молодому гостю. Абай не раз встречался взглядом с ее черными, обращенными на него глазами. В них светилось не равнодушное любопытство, а пристальное, глубокое внимание.
Первый раз в жизни Абай так внимательно смотрел на девушку. Тогжан долго не сводила с него глаз. Потом, слегка покраснев, отвела взгляд в сторону.
Суюндик в раздумье заметил:
— Видно, знает не тот, кто много прожил, а тот, кто много постиг…
Абай подхватил его слова:
— Все это я узнал от таких почтенных людей, как вы, Суюндик-ага… — Помолчав, он продолжал — И если позволите, я хотел бы от вас самого услышать объяснение сказанного вами однажды…
— Спрашивай, свет мой! — ответил Суюндик.
— Я слышал, что когда-то вынося решение по спорному делу о земле возле Орды, вы сказали: «Меня не твои овцы ведут, а божья правда». Что это значит?
Вопрос Абая вызвал смех у Карабаса и у обоих сыновей Суюндика: видимо, всем, кроме Абая, было хорошо известно, о чем идет речь. Суюндик замялся.
— Лучше бы ты спросил об этом своего отца, — сказал он.
— Вы знаете, ага, мой отец не станет много разговаривать с юношей…
— А ты знаешь, что слова эти связаны с ним?
Карабас и другие продолжали смеяться. Их забавляло, что Суюндик, соблюдая приличия, избегал прямого ответа.
— Я знаю только то, что отец был связан с этим делом, — сказал Абай.
— Ну, так о деле, с которым он связан, лучше услышать от него самого…
— Благодарю вас, Суюндик-зга, за добрый совет. Но говорят, что эти слова были сказаны вами, когда вы были в размолвке с моим отцом?
— Правда.
— Так что же получится, если о причине вашей ссоры я слышу только от своего отца, а ваши сыновья — только от вас? Тогда мы никогда не доберемся до истины — каждый будет знать лишь одну ее сторону. Во-первых, мы запутаемся, а во-вторых, и мы, дети, станем коситься друг на друга… А вот если вы расскажете мне, а мой отец — им, тогда весы уравняются.
Доводы Абая всем показались убедительными. Карабас торжествовал.
— Мальчик прав! — воскликнул он, вызывая Суюндика на ответ.