Путь аргоси

де Кастелл Себастьян

Лишь одно я знала наверняка: я бродяжничаю уже давно. С тех пор как я убежала из пещеры у пристани, прошла целая вечность. Сперва я забралась на речную баржу, едва хозяин повернулся спиной. Но он заметил меня среди мешков с зерном и выкинул в воду. Я едва не утонула, прежде чем нащупала ногами илистое дно по другую сторону реки.

Не смогу вспомнить название первого городка, в который приплелась насквозь промокшая, дрожащая от холода. Вскоре я уже убегала от лавочников, заметивших, как я краду их товары. Кстати, удобнее всего красть фрукты: в тележках вечно кто-то

роется в поисках плодов получше, а торговцы хмуро смотрят на покупателей; они не заметят, если вы подберёте то, что упало. Конечно, это работает только до того момента, пока констебли не запомнят вас в лицо.

Бежать от них – значит бежать из города, а потом тащиться в следующий, куда придёшь ещё более худым и слабым, поскольку на дорогах между поселениями особо негде красть еду. Фермеры на удивление умело ловят воришек.

Я услышала скрип деревянной решётки – наверху открылось окно. Старик в фартуке что-то недовольно пробурчал и выбросил в переулок еду, оставшуюся от приготовления ужина.

Я выскочила из-под груды мусора и принялась шарить по земле, нащупывая огрызки подгнивших овощей и ошмётки хрящеватого пожёванного мяса. Я нашла даже кусок дынной корки на десерт. Почти праздник.

Вновь спрятавшись под грудой мусора в углу переулка, я принялась за еду.

Пока я не научилась находить достаточно еды, чтобы выжить, мне то и дело приходилось убегать от разбойников-мальчишек – хулиганов, которые прилипают к уличным детям, даже если у них нечего взять. Избиение доставляет им удовольствие.

Иногда приходилось убегать и от собак, которые нюхали меня и понимали, что я из тех, кого можно безнаказанно укусить. Собаки и мальчишки не слишком отличаются друг от друга.

А как насчёт добрых людей? Тех, кто сжалится над грязной девчонкой в лохмотьях и предложит ей еду и ночлег?

От них я убегала быстрее всего.

Я не знала наверняка, бахвалился ли Тёмный Сокол, уверяя, что металлические чернила на шее заставят порядочных людей сторониться меня. Говорил ли он правду – или нет. По прошествии месяца, проведённого в одиночестве, это уже не имело значения. Если выглядишь как я, не нужно никакой магии, чтобы приличные люди обходили тебя стороной, боясь подхватить какую-нибудь заразу.

Татуировки на шее иногда зудели, но, если я расчёсывала их, делалось ещё хуже. Поэтому я прикрыла сигилы куском ветоши, который оторвала от мешка с увядшим салатом, найденным на овощном рынке. Раздобыть этот салат было всё равно что найти сокровище. В тот вечер я сожрала его столько, что меня стошнило. А потом я доела салат – ещё быстрее.

Если я когда-то и обладала чувством собственного достоинства, то теперь отказалась от него. Так же как от храбрости, чести и сострадания.

Я жевала найденные хрящи, укрывшись в тёплой куче мусора в переулке. Это было хорошее место, и я надеялась, что сегодня никто меня отсюда не выгонит. Иногда удавалось отпугнуть людей, изображая трясучку, рыча и пуская слюни, которые выглядели как пена в уголках рта. Однако в большинстве случаев те, кто претендовал на моё место, выглядели не лучше меня.

Я научилась

избегать зеркал. В тех редких случаях, когда я видела своё отражение в луже, то быстро отворачивалась. Целый год я ногтями соскребала всё необходимое для жизни с твёрдой поверхности мира, и за это время стала поистине жалкой. Я была тощей, грязной и гадкой. Даже нищенка из меня вышла не особо хорошая. Я вызывала отвращение у всех, кто меня видел, – и более всего у себя самой. Волосы, кожа, одежда – всё было в грязи. Я выглядела как скелет, как мертвец, пролежавший в земле несколько месяцев и вырытый лишь тогда, когда не осталось сомнений, что это действительно труп.

Иногда я жалела, что Мет-астис и Тёмный Сокол не убили меня. Иногда, не в силах больше терпеть, я оттягивала свой шарф из мешковины и чесала татуировки на шее. Ногтями я расцарапывала кожу до крови. Интересно, что произошло бы, если б я процарапала глубже? Если б мне удалось… Нет, не лезь туда. Не сейчас.

Один из сигилов зачесался – на этот раз сильнее обычного. Я нагнулась, зачерпнула немного грязи и приложила к шее, надеясь уменьшить зуд, но это не помогло. Когда палец коснулся второго сигила, я ощутила покалывание. Секундой позже заныло в животе – словно моё одиночество превратилось в болезнь, пожирающую меня изнутри.

Подобное ощущение возникало не в первый раз, но раньше оно никогда не было таким сильным. Я будто бы… заблудилась в пустыне. Ты не знаешь, куда идти, но чувствуешь, что кто-то наблюдает за тобой.

– Да, – сказал жужжащий язвительный голос в моей голове.

Меня замутило ещё сильнее и стошнило всем, что я съела.

«Пожалуйста, – подумала я, уповая, что боги, которым молятся здешние люди, слышат меня, – пожалуйста, остановите это».

– Я хотел на тебя посмотреть. Думал, ты уже будешь мертва.

Звук был такой, словно сотни пчёл забрались ко мне в уши, дрались друг с другом и всаживали в меня свои жала. Но я всё равно узнала голос.

– Тёмный Сокол…

– Знаешь ли, это не моё имя. Учитель даёт нам прозвища, отправляя на задания. Так мы можем делать то, что должны. Когда мы вернёмся домой, к своим семьям, будет считаться, что все эти деяния мы совершили, будучи не собой, а солдатами, действующими от имени своего народа.

Я медленно и глубоко дышала, пытаясь хоть немного унять тошноту.

– Как же тебя зовут на самом деле?

Пчёлы в ушах задрожали от смеха.

– И что ты будешь делать с моим именем, медек? Отдашь его демону, чтобы он явился ко мне во сне?

– Я видела много жутких вещей, – безмолвно ответила я ему, – но лишь один раз действительно встретила настоящего демона. Хочешь увидеть его лицо?

Я представила Сокола – его худощавую фигуру и широкие плечи. Лицо, настолько идеально вылепленное, словно скульптор сделал из лучшего мрамора воплощение героизма.