Путь архонта
Шрифт:
С одной стороны от ям, вдоль стены пещеры, стояла разнокалиберная коллекция грубых вертикальных саркофагов. Им было далеко до вычурных регенерационных камер с хрустальными передними стенами, которые использовала для возрождения элита Комморры. Эти саркофаги были сделаны из пластов кости, которой грубо придали форму, соединенных блестящими полосками хрящей. Они возвышались на три метра, и к тому, что находилось внутри каждого из них, было подведено множество змеящихся труб и шлангов, исходящих из ям плоти. Обитатели саркофагов были чудовищными, массивными зверюгами, чья ширина почти равнялась росту. Их черты скрадывались липкими мембранами, закрывающими
Беллатонис дежурил у саркофагов и проверял каждый из них с материнской заботой курицы-наседки. Он был облачен в просторные одежды из черных шкур и обесцветил свою кожу, чтобы она стала ближе к личному идеалу гемункулов — чистому молочно-белому цвету. Ксагор был особенно рад тому, что хозяин все больше и больше походил на себя прежнего. Утрата Харбира немного печалила Ксагора, но он утешал себя тем, что потеря хозяина опечалила бы его гораздо, гораздо больше.
Однако хозяин выглядел озабоченно и постоянно перепроверял один из саркофагов с помощью снабженного линзами аппарата, поднося его к глазу. Наконец, он подошел к Ксагору, пока тот волок к ямам еще одно тело.
— Будь добр, скажи мне, Ксагор, — с отеческой улыбкой попросил гемункул, — сколько этих ур-гулей ты сбросил в ямы и куда именно их поместил.
— Семь, хозяин, — ответил Ксагор и указал на ямы, которые использовал.
Как только он опустил руку, Беллатонис врезал ему по лицу. Удар был точно рассчитан так, чтобы железная маска Ксагора с хрустом вдавилась в нос, отчего у него заслезились глаза. Внутри что-то лопнуло, и он почувствовал, как горячая кровь моментально хлынула сверху на его губы. Он поборол желание сорвать маску и (в некой глубоко погребенной части своей души) ударить в ответ. Вместо этого он с несчастным видом опустил голову пред лицом необъяснимого гнева своего господина.
— Почему я должен постоянно жить в окружении идиотов? — зашипел Беллатонис, занося руку для нового удара. — Они больные! Все до единого! Нам придется опустошить зараженные ямы и начать все заново. Гротески, подсоединенные к ним, загублены — они кишат паразитами и патогенами, подобных которым я никогда не видел! Как ты не заметил, что сырье испорчено?
Досада гемункула уязвила Ксагора больше, чем сам удар. Он не уделял много времени осмотру трупов, а просто собирал их снаружи, где их сбрасывали, и оттаскивал к ямам. То, что он запомнил, сколько именно тощих ур-гулей попало в варево, было чистой случайностью. Большая часть тел принадлежала к рабским расам, к ним примешивалось несколько окровавленных комморритов, горстка угольно-черных мандрагор и какие-то странные безымянные твари, которых Ксагор никогда раньше не видел. Отчаянно желая оправдаться, Ксагор выпалил единственную уместную информацию об ур-гулях, которую он знал:
— Те ур-гули, которых мы видели в Комморре, тоже были больны! Этот подумал, ничего странного, что их тела принесли частично сгнившими, считал, это их естественное состояние, как у тех, что наверху.
Беллатонис остановился, не убирая занесенную руку, и пристально посмотрел на Ксагора.
— Что ты только что сказал про ур-гулей в Комморре? Повтори сейчас же.
— Т-те ур-гули, которых мы видели в Комморре, тоже были больны? — неуверенно промямлил Ксагор.
Беллатонис медленно опустил
— Это, как мне кажется, больше, чем совпадение, — пробормотал он про себя и снова повернулся к ямам плоти, на которые указывал Ксагор. Он снова извлек линзовое устройство и подверг бурлящую жижу длительному осмотру. В конце концов гемункул вынул из рукава длинный тонкий стилус и с преувеличенной осторожностью дотронулся им до поверхности мерзко пахнущего месива. Убрав инструмент, он еще несколько минут изучал сквозь линзы блестящую каплю, повисшую на кончике стилуса, а затем бросил его обратно в яму.
Гемункул глубоко и хрипло втянул в себя воздух, прежде чем снова заговорить.
— Ксагор, у нас должны быть под рукой баки с денатуратом, беги и принеси их сюда. Быстро.
Ксагор поспешил за баками, которые стояли в нише в одной из стен пещеры. Гладкий камень, из которого состояли эти сосуды, был одной из немногих субстанций во вселенной, которая могла выдержать длительное соприкосновение с их содержимым. К несчастью, это еще и делало их слишком тяжелыми, чтобы их мог перемещать один развалина. Ксагору пришлось один за другим подтаскивать баки к тому месту, где стоял Беллатонис, глубоко погруженный в размышления. Хотя сосуды были плотно запечатаны, наружу просачивался острый и терпкий запах, который резал окровавленные ноздри Ксагора и проникал прямиком в носовые пазухи, отчего глаза снова начали слезиться. К тому времени, как Ксагор приволок последний сосуд, он набрался достаточной храбрости, чтобы задать вопрос.
— Хозяин… этот хочет спросить, что происходит? — рискнул Ксагор.
Беллатонис повернулся и, продемонстрировав удивительную силу, поднял последний бак из рук Ксагора, прежде чем ответить. Пока гемункул говорил, его ловкие пальцы ломали печати. Ксагор встревожился, увидев, что Беллатонис скрыл лицо маской, чего развалина не наблюдал за все время работы с ним.
— Болезнь, которой заражены эти трупы, имеет… необычную природу, — сказал Беллатонис. — Она сотворена, точно так же целенаправленно, как стеклянная чума, и имеет столь же неестественное происхождение.
Гемункул опрокинул содержимое сосуда в ближайшую яму. Густая янтарная жидкость смешалась с жижей из плоти, выпуская облака дыма. Зловонная масса в яме несколько секунд яростно кипела и бурлила, а затем превратилась в черную субстанцию, похожую на смолу.
— Неестественное? — тревожно переспросил Ксагор. Если гемункул использовал такое слово, это значило, что он имеет дело с чем-то действительно и глубоко выходящим за рамки нормы.
— Я уверен, что это проявление того вида моровой болезни, который мы наиболее часто ассоциируем с демонами и иными сущностями, что обитают за пеленой. Это инфекция, способная разложить не только тело зараженного, но и его душу.
Ксагор сжался от страха, глядя, как хозяин расхаживает по сторонам и уничтожает содержимое загрязненных ям. Отвратительная вонь, уже наполняющая пещеру, вскоре стала практически токсичной. Демонический мор — для Ксагора это было что-то новое, куда привычней для него была концепция демонического нашествия.
— Придется ли нам бежать из Аэлиндраха? — наконец спросил Ксагор. — Куда нам идти?
Беллатонис покачал головой.
— Мы и шага не сможем сделать за пределы дворца Ксхакоруаха — его приспешники схватят нас и притащат обратно. А то, куда нам пойти, это само по себе отдельный, нерешаемый и совершенно справедливый вопрос. Если мои догадки верны, то нигде уже не безопасно…