Путь через равнину
Шрифт:
— Побои не заставят полюбить, — сказала Эйла.
— Ты права. Омел никогда не били прежде, и он возненавидел еще сильнее Аттароа. Мать и ребенок терпеть не могли друг друга. Тогда я предложила, чтобы он стал помогать мне. Аттароа, казалось, обрадовалась, что Омел не будет жить в ее доме. Но хотя Омел и ушел, Аттароа становилась все хуже и хуже. Она стала более жестокой, чем Бругар. Мне бы нужно было понять это раньше. Вместо того чтобы держать их подальше друг от друга, я пыталась найти способ помирить их. Что предпримет Аттароа теперь, когда не стало Омел? Которого
Женщина смотрела на пламя костра, словно пытаясь прозреть неведомое.
— О Великая Мать! Я была слепа! Она искалечила Ардобана и заточила его в загоне. И еще другой мальчик.
— Они были покалечены? — спросила Эйла. — Эти дети в загоне? Это было сделано специально?
— Да, чтобы сделать мальчиков слабыми и боязливыми. Аттароа сошла с ума. Я боюсь за всех нас. — Она прижала руки к лицу. — Будет ли конец? Вся эта боль, эти страдания, в которых виновна я, — зарыдала Ш'Армуна.
— Не только ты участвовала в этом, Ш'Армуна, — сказала Эйла. — Ты могла позволить, могла даже одобрить, но не стоит брать вину на себя. Зло — это Аттароа и те, которые так плохо обращались с ней. Жестокость порождает жестокость, боль вскармливает боль, оскорбление и плохое обращение ведут к тому же.
— И как много молодых, которым она причинила страдание, передадут это следующему поколению? — с болью выкрикнула женщина. Затем она начала раскачиваться взад и вперед, страдая от горя. — Кто из этих мальчиков в загоне унаследует ее путь? И кто из девочек захочет быть такой, как она? Глядя на Джондалара, я вспоминаю свое обучение. Меня, единственную из всех, нельзя было допускать учиться. Это создает чувство ответственности. О Великая Мать! Что я натворила?!
— Вопрос не в том, что ты сделала, а в том, что ты можешь сделать сейчас, — сказала Эйла.
— Я должна помочь им. Я должна как-то помочь, но что я могу сделать?
— Слишком поздно, чтобы помочь Аттароа, теперь ее необходимо остановить. А вот детям и мужчинам в загоне мы должны помочь, но вначале их надо освободить. Затем подумаем о помощи.
Ш'Армуна взглянула на молодую женщину, которая сейчас казалась такой могущественной, и задалась вопросом: кто же она в действительности? Та, Кто Служит Матери, поняла, что наделала, и знала, что злоупотребила своей властью. Она боялась за свой собственный дух, так же как и за жизнь стойбища.
Все замолчали. Эйла поднялась и взяла чашку.
— Разреши мне самой приготовить чай на этот раз. У меня с собой хорошая смесь разных трав.
Ш'Армуна молча кивнула, и Эйла достала свою сумку с травами.
— Я подумал о тех двух искалеченных мальчиках в загоне, — сказал Джондалар. — Если даже они не будут ходить как прежде, они могут стать хорошими каменотесами или кем-нибудь еще, если кто-то поможет им. Должен же быть кто-то среди Шармунаи, кто может обучить их. Возможно, ты найдешь кого-нибудь на Летнем Сходе.
— Мы не ходим больше на Летний Сход племени Шармунаи.
— Почему?
— Аттароа не хочет. Люди были не слишком добры к ней. Когда она стала вождем, она не захотела иметь ничего общего с другими. Сразу
— Привязать к столбу в качестве мишени — это больше чем оскорбление, — сказал Джондалар.
— Я уже говорила, что она становится хуже. Ты не первый. То, что она сделала с тобой, она делала и с другими. Несколько лет назад пришел человек, путник. Увидев столько одиноких женщин, он так поверил в себя, что решил, что его не только примут с удовольствием, но еще он будет пользоваться большим спросом. Аттароа поиграла с ним, как лев с добычей, а затем убила. Ей так понравилась эта игра, что она стала задерживать всех проходящих мимо. Ей нравилось делать их жизнь несчастной, затем обещать им, мучить их, а потом избавляться. Так она хотела поступить и с тобой.
Добавляя успокаивающие травы в чай Ш'Армуны, Эйла вздрогнула, услышав это.
— Ты была права, что в ней не осталось ничего человеческого. Мог-уры иногда говорили о злых духах, но я всегда считала это сказками, которыми пугают детей. Но Аттароа — не сказка. Она — зло.
— А когда не стало гостей, она начала издеваться над мужчинами из загона. — Ш'Армуна не могла остановиться, как бы стремясь выплеснуть все, что накопилось за эти годы. — Вначале брала мужчин посильнее, вожаков или мятежников. Их становилось все меньше и меньше, пока они не исчезли вовсе, а те, которые остались, потеряли желание сопротивляться. Холод или жара, жизнь впроголодь. Она сажает их в клетки и привязывает к столбу. Они даже не могут помыться. Многие умерли из-за плохих условий. А детей родилось слишком мало, чтобы возместить потери. Когда умирают мужчины, умирает стойбище. Мы очень удивились, что Кавоа забеременела.
— Должно быть, она ходила в загон и встречалась с мужчиной, — сказала Эйла. — Возможно, она влюбилась в кого-то. Ты наверняка знаешь в кого.
Ш'Армуна знала, но не понимала, откуда известно об этом Эйле.
— Некоторые женщины проникают в загон, чтобы увидеть мужчин. Иногда приносят им еду. Джондалар, возможно, говорил тебе.
— Нет, не говорил. Но я не понимаю, почему женщины позволяют, чтобы мужчины содержались в загоне.
— Они боятся Аттароа. Некоторые ей охотно подражают, но большинство хотело бы вернуть мужчин. А сейчас она грозится изувечить их сыновей.
— Скажи женщинам, что мужчины должны быть свободными, или здесь никто больше не родится. — Эйла произнесла это таким тоном, что холод пробрал Джондалара и Ш'Армуну. Джондалар знал это выражение лица Эйлы. Какое-то отстраненное. Обычно оно свидетельствовало о том, что она думала о ком-то, кто болен или ранен, хотя он понял, что на этот раз она думает не только о помощи. И никогда прежде он не видел, чтобы она была так холодна и разгневана.
Но пожилая женщина восприняла заявление Эйлы как пророчество.