Путь Черной молнии
Шрифт:
Илья улыбнулся:
– Поздравляю, значит, жениха себе выбрала, а куда забрали, в армию?
– Если бы в армию,- насупился Тимофей,- из района голубые фуражки понаехали и пятерых арестовали.
– За что?
– спросил Илья.
Родственники дружно замотали головами.
– Кабы знали за что, а то ведь ночью, как волки схватили парней и в район. Мы в Топильники ездили, тамошний начальник НКВД сказал, что их уже в Томск отправили.
– Отец, мне показалось, когда я был в Томске, что в управлении видел нашего колхозного
– Коростылева Павла?! Так его же вместе с Софьиным женихом арестовали.
– Вот оно в чем дело,- нахмурившись, произнес Илья.
Софья, не сдержавшая слез, ушла в другую комнату.
– Отец, я не обещаю, но попробую что-нибудь узнать, может, их отпустят, хотя...- сын перешел на тихий разговор, - пойдем - ка бать во двор, поговорить нужно.
Они вышли из дома, и присели на крыльцо. Тимофей достал кисет с табаком, приготовленную бумажку, и ловко сделав самокрутку, закурил. Илья отказался, так как никогда не баловался табаком.
– Пап, мое внимание знаешь, что привлекло? Один мой знакомый интересовался нашими фамилиями.
– Ну и пусть интересуется, нам - то что.
– Он из Томского горотдела НКВД, понимаешь, они какую-то операцию проводят недалеко от Михеевки, он говорил, что в Вороново будут проводить аресты.
– Вот те раз! А кого арестовывать собрались? Там же одни колхозники, почитай единоличников не осталось, всех кулаков еще в начале тридцатых: кого сослали, а кого и в тюрьму посадили.
– Сложно все пап, я и сам толком не знаю, но сдается мне, грядет что-то ужасное.
– Проясни сынок мозги мои темные, я не совсем тебя понимаю.
– Я слышал, много людей расстреливают, как врагов советской власти, среди органов НКВД их еще часто называют "врагами народа".
– Так у нас на колхозном собрании много говорили о таких, мутят, мол воду среди крестьян, готовят какой-то переворот в Сибири, одним словом - повылазили на свет разные контрики.
– А ты сам, что об этом думаешь?
– Хочешь честно?
– Хочу.
– Не нравится мне наше управление, когда в колхоз загоняли, председатель Паршин на многих зуб заимел, к нему частенько их района оперуполномоченный приезжает. Вот и арест наших пятерых парней меня на мысль наводит, что неспроста все это.
– А ты бать, как с председателем живешь?
– Не очень, на собраниях то я не молчу, где и перчика подсыплю, а где и дураками управляющих выставлю. Не умеют они землицу нашу обустраивать, здесь другой подход нужен, а они на дармоедов надеются. Ты еще совсем юным был, когда по нашим селам, да деревням продразверстка гуляла, так с того времени боязнь - то осталась, как бы нас опять в голоде и холоде не оставили. Не все наши Михеевцы умеют думать, кому просто на все наплевать, лишь бы колхоз им помогал, а нам каково: этих лоботрясов обрабатывать. Я Илюша прошлое вспоминаю, как мы свое хозяйство держали и радовались каждому приплоду, а здесь хорошего мало,- тяжело вздохнул
– Отец, ты о своих настроениях поменьше рассказывай, сейчас проще рот на замке держать.
– Обидно сынок, потому и говорю. Я шибко - то не плачусь кому не попадя, когда с Мишкой Коростылевым, да с его отцом перекинемся новостями, а так сам вижу, провокаторы у нас появились. Все они в правлении на тепленьких местах попригрелись. Вот бы кого шевельнуть.
– Сейчас кругом такое творится. Как там Коростылевы поживают, как Мишка?
– Хорошо, правда, у него родного брата забрали вместе с женихом Софьюшки.
– Семена?!
– История давняя, но кто-то ею воспользовался. Помнишь, я тебе рассказывал, когда Семен свою корову, загнанную в колхозное стадо вывел со скотного двора.
Илья хохотнул:
Конечно, помню, он тогда ее в валенки "обул", чтобы следов не осталось. Так об этой хохме уже все забыли давно.
– Вспомнили сынок, и по всему видать Монитович - бывший сторож фермы приложил к его аресту руку. Я сам понимаю, что у нас тоже творится что-то, но как разузнаешь, правление колхоза все в секрете держит. А что там твой знакомый о нашей фамилии спрашивал?
– спросил Тимофей, переводя разговор на другую тему.
– Я и сам толком не понял.
– Ладно, сынок айда пропустим по маленькой, да пойдем по родне походим, должен же я такого красавца своим показать.
Ближе к обеду, Михеевы обошли несколько домов, повидавшись с родственниками. Зашли к Коростылевым и все вместе вышли на улицу. Собравшись возле водоема, стояли небольшой группой, обсуждая дела и новости, как на другой стороне пруда увидели ехавших на телеге, запряженной в лошадь, председателя с членами правления колхоза. Несколько мужиков махнули им для приветствия, но председатель, как будто бы занятый разговором, не ответил.
– Ишь Паршин рыло воротит,- сказал Миша Коростылев, - как сдружился с Топильниковскими "жандуями", так на две головы выше стал.
– Это ты кого жандуями назвал?
– мрачно спросил отец Миши - Егор Тимофеевич.
– Тех, кто нашего Семена упрятал в каталажку.
– Егор Тимофеевич,- обратился Илья, - я узнаю о Семене, вот приеду в Новосибирск и сразу же подключусь.
– Ты уж постарайся Илюш, мы до власти достучаться не можем, словно в трубу кричим, а в ответ только эхо.
– А что отвечают?
– Следствие началось, говорят: если не виновен, значит отпустим.
– Ага, жди от них, отпустят, - зароптали мужики.
– Я тут на медне в Шигарке был, так мой брательник такие страсти рассказывал, что у них в округе аресты прошли: уводили, даже не объясняя, за что, один ответ: "Там разберемся".
– Илья, ты там ближе к "Богу",- пошутил односельчанин,- может знаешь, скольких еще "врагов народа" будут разыскивать, что-то нынче многие жалуются на аресты?
– Я военный человек, не из того ведомства.