Путь, что ведёт нас к Богу
Шрифт:
Странно, «Белая гвардия» — это по–настоящему белогвардейский и антисоветский роман, но написанный и опубликованный в советской России. Читатель помнит, что книга начинается с рассказа о том, как отпевают и хоронят мать Турбиных; вспоминаются слова Анны Ахматовой «Когда погребают эпоху…». И здесь речь идет, конечно же, о том, как хоронят Россию, растоптанную революцией. Поскольку действие происходит в Киеве, речь идет и о том, что власть постоянно переходит из рук в руки: от красных — к гетману Скоропад- скому, от гетмана — к немцам, от немцев — к Петлюре, а затем снова к красным.
Старший Турбин, как рассказывает Булгаков, с 25 октября 1917 года постарел и стал мрачным, а у его сестры Елены «в глазах тоска и пряди, подернутые рыжеватым
Надо думать, что не случайно М. Булгаков не называет буденовку буденовкой, а как бы рисует словами силуэт красноармейца, используя славянское слово «куколь», которым обычно называется остроконечный капюшон монашеского одеяния. Сцене с красноармейцем предшествует огромная цитата из «Апокалипсиса»; герои Булгакова религиозны, поэтому и фигура красноармейца видится им словно изображенной на иконе. Тем более, что он держит винтовку именно так, как держит на иконе Младенца Богородица, «смуглая дева», которой молится Елена в том момент, когда умирал ее брат. Алексей Турбин выжил, но это ничего не значит, ибо все равно старое рушится и уходит в небытие. На смену ему приходит новое, неизвестное, но кровавое. В ту самую ночь, когда в город вошли большевики, Елене снится ее младший брат Николка. «В руках у него была гитара, но вся шея в крови, а на лбу желтый венчик с иконками» — как у покойника. Елена горько рыдает и с криком просыпается.
В сущности, в романе есть только одно мгновение, когда его герои не умирают, но живут и надеются. В доме Турбиных появляется бывший гвардейский офицер Шервинский. Он рассказывает о том, что, когда послы гетмана Скоропадского были в Берлине у кайзера Вильгельма, с ними встретился Николай II, оказывается, не убитый, а спасшийся вместе с семьей благодаря гувернеру наследника и через Азию и Сингапур добравшийся в Европу. Турбины не верят этому известию, но вместе с тем безумно хотят верить и пьют за его здоровье. «Пусть! Пусть! Пусть даже убит, — надломленно и хрипло крикнула Елена. — Все равно. Я пью». И все запевают царский гимн «Боже, царя храни». Соседи с нижнего этажа просыпаются от ужаса, потому что гимн запрещен: «Сверху, явственно просачиваясь сквозь потолок, выплывала густая масляная волна, и над ней главенствовал мощный, как колокол, звенящий баритон:
… си–ильный, де–ержавный,
царр–ствуй на славу».
Можно считать, что именно эта сцена стала кульминационным моментом романа. Той России, в которой родились Турбины, больше нет — как и их мать, она тоже умерла и похоронена. «И маму закопали… эх… эх…», — восклицает Николка Турбин. Но и мать их, и Россия- матушка остаются живыми в их памяти, в их сердцах, из которых невозможно вытравить любовь. Интеллигенция трагически переживает крушение прошлого, но, сохраняя прошлое в глубинах своего сердца, она находит, если так можно выразиться, духовный выход из того тупика, в котором оказалась «умытая кровью», голодная и страдающая от грязи Россия. И не случайно, наверное, как и в поэме Александра Блока «Двенадцать», Елене в «Белой гвардии» у Булгакова в какой-то момент является Христос — «у развороченной гробницы, совершенно воскресший, и благостный, и босой».
ХРИСТИАНСКИЕ ПОДВИЖНИКИ XX ВЕКА [16]
Мы живем в эпоху рубежа, в эпоху действительно огромного исторического рубежа и перелома. Мы иногда это понимаем, чаще все-таки мы это забываем, но тем не менее это так. Подводить итог тысячелетию,
16
Выступление на Конференции памяти Матери Терезы в рамках мегапроекта «Развитие образования в России». ВГБИЛ им. М.И. Ру- домино, январь 1999 г.
Понятно, что XX в. — это эпоха огромных потрясений. Это эпоха катастроф, которые по–французски мы бы назвали словом massacre. Я, увы, не знаю адекватного русского слова. Это не массовое убийство, это нечто большее — человеческая «мясорубка», наверное, так. Итак, XX век — действительно, это эпоха страшной человеческой «мясорубки». Это эпоха резни армян в 1915 г., это эпоха ГУЛага, который унес миллионы человеческих жизней самых разных людей — верующих и неверующих, молодых и старых, всемирно знаменитых и самых простых и никому не известных, кроме ближайших родственников. Страшно читать те расстрел ьные списки, которые публиковались в одно время «Вечерней Москвой» и другими газетами. Страшно читать солженицынский «Архипелаг ГУЛаг». Еще страшнее читать списки тех, кто похоронен на так называемом Бутовском полигоне: здесь есть и всемирно известные ученые, и иерархи, даже святые, как, например, митрополит Серафим Санкт–Петербургский. Но здесь есть и простые люди: бухгалтеры и счетоводы, извозчики и т. д. — все, все попадали в эту «мясорубку», без всякого различия. XX век — это век и еще одной «мясорубки», «мясорубки» гитлеровской. Это век Майданека, Освенцима и Бухенвальда. Это век массового уничтожения евреев, народов Восточной Европы и немцев в том числе. XX век — это век распространившегося по всей планете терроризма. И вообще, когда обо всем этом подумаешь, иногда приходит в голову мысль, что не было в истории века страшнее. Это век Хиросимы, это век
Чернобыля, в конце концов.
* * *
Но XX век — это в то же самое время век удивительно чистых и удивительно ярких людей. Людей, которые сумели жить поверх барьеров: поверх барьеров государств, наций, вероисповеданий. Людей, которые сумели самой своей жизнью показать, что апостол Иоанн Богослов был абсолютно прав, когда сказал, что «Бог есть любовь» (1 Ин 4:16). И мне сейчас прежде всего приходит в голову имя матери Терезы — прежде всего потому, что ее жизнь как-то хорошо укладывается в рамки нашего века. Она прожила на земле почти весь XX век и ушла совсем незадолго до его завершения.
Все вы, я надеюсь, помните, что мать Тереза по национальности была албанкой и родилась в Македонии — и, наверное, любила свою родину. Но, оторвавшись от нее еще в юности, она нашла вторую родину в Индии. Сначала была просто монахиней и профессором в школе для девочек — я бы сказал, вполне респектабельным профессором в респектабельной школе. Затем началось ее служение нищим, больным, умирающим от голода и болезней. Ее служение сначала на улицах Калькутты, затем по всей Индии и, наконец, по всему свету, по всей планете. Когда десять лет тому назад Армению поразило страшное землетрясение, одной из первых на боль народов этой маленькой страны откликнулась мать Тереза.
Мать Тереза, конечно же, была христианкой; конечно же, она была католичкой; конечно же, она была бесконечно предана своей Церкви. И как христианка исповедовала Евангелие, ни в чем не пытаясь идти на компромиссы с эпохой, с современностью, с потребностями межнационального и межрелигиозного общения и т. д. Нет, она была абсолютно верна той вере, которую абсолютно сознательна избрала. Она была абсолютно верна Христу и тому пути, по которому Он ее некогда повел. Но при этом она принадлежала всему человечеству.