Путь Дракона

Торчинов Евгений Алексеевич

Погода стояла морозная и ясная. Молодой месяц висел в темно-синем, почти черном небе в окружении таинственно мерцающих звезд. В детстве я интересовался астрономией и умел найти на небосклоне множество созвездий. Теперь, увы, почти все позабыто. Всегда узнаю Кассиопею в виде буквы «W», Орион с поясом из трех звезд, Большую Медведицу, конечно. И это практически все. Из планет обычно сразу распознаю Веспер – вечернюю Венеру, иногда Юпитер. Увы! Где, например, затаился на небосводе Дракон, царствующее созвездие времен Авраама, столь таинственно упомянутое в данной функции в «Книге Созидания», «Сефер Йецира»? Все филологи говорят, что эта мистическая книга написана поздно, около полутора тысячелетий тому назад. Но почему в ней именно Дракон, уже давно к тому времени сместившийся со своего небесного

трона, связывается с Полярной звездой, как то было не полтора, а все четыре тысячелетия тому назад? Загадки, загадки, загадки… Я снова посмотрел на небо. «Звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас», – вспомнил я Канта. «Круглые светящиеся шары, на которых подобно плесени возникла жизнь», – отозвался в моей голове его почитатель Шопенгауэр. И никакого нравственного закона внутри нас. Слепая воля, которая только и хочет, что хотеть, ибо она и есть хотение. Как говорится, «два мира – два Шапиро». И кто из них прав? Впрочем, знакомство с буддийской философией и наличие в нашей бренной действительности таких персонажей, как Чикатило и иже с ним, давно уже заставило меня усомниться в существовании этого самого «нравственного закона внутри нас». Драконы, драконы… Драконы на небе, драконы в «Аквариуме»… Драконы там, драконы здесь, без них не встать, без них не лечь… Тьфу, глупость какая!

Строго говоря, презентация должна была бы меня успокоить. Никакой каббалы, никакого саббатианства. Но что-то тут было не так. Эти взгляды… Недомолвки («Мы ведь хорошо вас знаем и не только как психолога и религиоведа, поверьте мне», – сказал Богословский; а Павел и еще почище выдал: «И не откладывайте, а то как вся эта драконовская операция начнется, времени уже не будет». Какая это «операция», что он имел в виду?). Короче, придется продолжать с ними общаться (впрочем, интересные и приятные люди, а Павел так просто интригующая личность), пока понятно только то, что ничего не понятно. Но должно быть понятно. Одно все же ясно: эти «драконы» отнюдь не так просты и невинны, как хотели представить себя своей «пастве» в Географическом обществе.

Тут я заметил, что ноги довели меня уже до дома. Я поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Мне открыл Филипп и тут же убежал обратно к своим играм, пока я не прогнал его от компьютера. Навстречу мне вышел потягивающийся рыжий кот – господин Отто, наследство покойного Дракона, или Анти-Христа, Андрея Королева. Я почесал его за ухом, кот немного потерся о ноги, грациозно извернулся и направился куда-то по своим делам. Инна дремала в своей комнате (любит она дремать поздно вечером, а потом спать не ложится до пяти утра). Я прошел к себе, чтобы переодеться. Филипп, конечно же, сидел за компьютером. Я бросил взгляд на письменный стол у окна и увидел на нем бумажный лист, на котором было напечатано на принтере (не на моем, у меня вообще нет принтера) крупным шрифтом:

ДРАКОН ВЕРНЕТСЯ!

Во мне все похолодело.

Если вы хотите узнать, откуда взялась эта записка, прочтите следующую главу.

Глава III,

в которой речь идет о британской поэзии и еврейской мистике

Увидев этот лист бумаги с запиской у себя на столе, я обомлел и несколько секунд молчал, уставившись на стол. Потом я набросился на Филиппа: дескать, откуда это? Кто сюда входил и кто положил? Реакция была одна: откуда я знаю, я вообще тут недавно, спроси маму. Разбуженная мама (все равно нечего спать в двенадцатом часу, если не собираешься продолжать спать до утра) тоже все отрицала и уверяла, что к нам вообще никто сегодня не только не приходил, но даже и не звонил. Я снова надавил на Филиппа, ибо если он не имеет к этому отношения, то речь идет уже о полной мистике, а так как в мистику типа записок махатм, таинственно появлявшихся в сейфе мадам Блаватской, я не верил, то презумпция невиновности сына стала представляться мне весьма сомнительной. После увеличения нажима и бесплодности попыток ответить на него агрессией и воплями защита сына стала давать слабину, в его воплях праведного негодования появились нотки неуверенности и наконец он замолчал, опустив глаза долу.

– Ну все, – торжествующе заявил я, – говори, что произошло.

Филипп кашлянул

и начал неуверенным голосом:

– Ну иду я по улице, а навстречу какой-то мужик типа бомжа, бородатый такой. Увидел меня и говорит: вот передай своему папе записку, только не в руки, а положи где-нибудь на видном месте и ничего ему не рассказывай. Я вначале попробовал послать его куда подальше, но он так привязался, что я взял бумагу. А он говорит: не вздумай, дескать, выбросить, узнаю – найду и башку оторву. Кто его знает, бомжа-то?

Правда была явно неполна.

– Вот так просто он тебе пригрозил, а ты и согласился? Не верится что-то!

Щеки Филиппа стали пунцовыми.

– Он мне дал денег на комиксы.

– Сколько?

– Десять баксов.

– Где они?

– Вот… – Из кармана джинсов извлекается мятая зеленая бумажка, которая немедленно отбирается.

– Финансы конфисковываются в семейный бюджет. А ты, Филипп, просто Иуда, отца продаешь за десять баксов.

– Ну в конце концов тебе от этого же плохо не стало.

– Стало, еще как стало. Впрочем, ладно. Кроме бомжа ты там никого не видел? Не показалось ли тебе странным, что бомжи раздают баксы направо и налево?

– Показалось, но если ему так хотелось… Ну прости меня, был неправ.

– Ладно, absolve te, отпускаю тебе грехи (я поцеловал Филиппа в лоб, и он вернулся к компьютеру).

Инна стояла с изумленным лицом, в глазах читалось полное непонимание происходящего. Я вывел ее из комнаты и по старой привычке повел на кухню, где рассказал о презентации «Пути Дракона» и о своих сомнениях и подозрениях (историю с Андреем Королевым она в общих чертах знала).

– Понимаешь теперь, почему я забеспокоился. Явно, что бомжу записку кто-то дал и заплатил уже не десять баксов, а может быть, и все двадцать, чтобы он напустился на Филиппа. А сам, поди, стоял в соседней подворотне и наблюдал за происходящим. Явно наблюдал, иначе бомж постарался бы зажать деньги. Кстати, когда Филипп пришел домой?

– Да часов в шесть.

– Понятно, значит, еще до начала презентации. На машине успеть в Географическое общество вовремя никаких проблем. Особенно, если машина эта «Лэнд ровер».

Впрочем, зря я это, на Павла такие шуточки не похожи. Но это явно кто-то из этих «драконов». Интересно, если они последователи Андрея, то как они меня воспринимают: как его адепта и особу, приближенную к Дракону, или же как предателя и христопродавца? Первое, конечно, предпочтительнее, по крайней мере, пока. Интересно, что на самом деле я ни тот, ни другой. Я не желал зла Андрею и не по моей вине он погиб, но его последователем я не был и его планам был готов мешать всеми доступными мне средствами. Одновременно в каком-то отношении я готов был склонить перед ним колени… Однако в двух словах это не объяснить, а здешние «драконопоклонники» скорее всего мыслят в черно-белых тонах. Так что… Но поживем – увидим… Надо только обязательно лабораторию Артамонова посетить, в любом отношении это интересно.

На следующий день я отправился в институт. Погода была по-прежнему холодной, но стало облачно, и по замерзшей земле и серому асфальту змеилась поземка. На душе было довольно тревожно и, как говорится, муторно.

В институте по нынешним временам было довольно многолюдно. Бегала по кабинетам с какими-то бумагами и страшно деловой миной мадам Касьянцева. У входа в свой кабинет директор Георгий Тигранович Аванесян что-то энергично втолковывал трем иностранным гостям, а его речь переводил на английский наш заведующий иностранным отделом Володя Рождественский. На нашем этаже были заняты все шахматные столики – наши великие старцы играли в шашки и шахматы. В секторе тоже сидело немало коллег: группа из трех или четырех человек, возглавляемая Львом Петровичем Большаковым, предавалась чайным возлияниям. Отрешенно сидела за своим столом Пиковая дама – Изольда Давыдовна Полянская, делая вид, что никакие чаепития не имеют места. Елена Сергеевна Воронова что-то напряженно пишет, расположившись за пустым столом у дальней стенки (она все время что-то пишет, а публикаций что-то не видно), госпожа Кессиди просматривает какие-то компьютерные распечатки, а Георгий Леопольдович Тролль (приветливо поздоровавшийся со мной за руку) объясняет нечто двум своим аспирантам у стеллажа с книгами.