Путь Дракона

Абрахам Дэниел

Они опустили руки, а Алан Клин вышел вперед, протягивая свою. Гедер ухмыльнулся, и пожал ее, подтягивая мужчину поближе.

— Сэр Клин! — сказал он улыбаясь. — Сколько лет!

— Да уж. Это точно.

— Помните ту ночь на марше в Ванаи, когда я напился, а эссе, которое вам показывал сгорело?

— Да-да, припоминаю, — сказал Клин смеясь, как если бы они предавались ностальгии.

Гедер тоже рассмеялся, а затем маска веселья сползла с его лица.

— Ну, так я тоже.

Он отпустил руку Клина, и вышел, испытывая ощущение,

будто сама земля поднимается навстречу его стопам. Снаружи день встретил его чистым небом и пронизывающим зимним ветром. Его отец стоял рядом с лестницей, спускающейся к повозкам, и наблюдал за свалкой лошадей, бочек и колес. В руке он держал трубку, но по всей видимости забыл ее раскурить.

— Ну что, политический процесс подошел к своему логическому завершению? — спросил Лерер.

— А ты не присутствовал?

— Слишком я стар для этих кровавых забав. Если что-то нужно сделать, делай. Но нечего из этого цирк устраивать.

— Но король же обязан был сделать его показательным, ведь так? Как и мы, он пытается спасти Астерилхолд от смуты. — Сказал Гедер, почувствовав обиду от того, что отец пропустил казнь Мааса. — Они собирались убить принца Астера.

— Никто не спорит, — сказал Лерер. — И тем не менее, я чертовски хочу домой, смыть с себя грязь Кэмнипола. Мы слишком долго не были в Ривенхальме.

Если мы беремся рассуждать о свободе человечества, прежде всего мы должны осознать его несвободу. Источник происхождения всех рас, даже Первокровных, искать следует в эпоху царствования драконов, а конец этого царствования бесспорно отмечен началом собственно человеческой истории. Не будет преувеличением сказать, что последний вздох последнего дракона явился первым мигом эпохи человечества, во всем ее многообразии. Но, как и любая свобода, имеет она свои границы, и определена тем, что было раньше. Знание наше Империи Драконов в лучшем случае неполно, но я утверждаю, что открытие пещерных дворцов под Такинпалом дает нам наилучшее представление о том, что назвать решил я Эпохой Формирования.

Гедер листал страницы, перечитывая то, что перевел ранее. Бумага была бурой и ломкой от старости. Ему не по душе было работать с документом из страха, что страницы будут ломаться и осыпаться от его прикосновений, но необходимо было как можно тесное знакомство с оригиналом. Ему казалось, что должно быть что-нибудь — какое-то слово или фраза, которые, при альтернативном переводе могли являться ссылкой на существование и историю богини.

Дверь гостиной распахнулась, и вошел Басрахип. Он все еще носил облачение из храма в горах, но добавились ботинки на кожаных подошвах, для ходьбы по мощенным улицам Кэмнипола. Он выглядел совсем не к месту на фоне богатых красных драпировок и мягких кресел кэмнипольской резиденции Паллиако. Сорняк из пустыни среди оранжерейных роз. Он улыбнулся Гедеру и поклонился.

— Снова гулял? — спросил Гедер.

— Я слышал рассказы о величайших городах мира, но и помыслить не мог

о чем нибудь столь грандиозном и развращенном. — сказал жрец. — Ребенок не более семи лет отроду лгал мне. И без всякого повода.

— И что же он сказал?

Великан проковылял к креслу напротив Гедера и опустился в него. Дерево скрипело под его тушей, пока он говорил.

— Что за три медяка он мог бы открыть мне мое будущее. Он знал, что это неправда. Ребенок.

— Это был нищий, — сказал Гедер. — Ясное дело, они тебя пытаются надуть. Им нужны деньги на еду. Все же поосторожней с прогулками. Есть районы города, в которых небезопасно. Особенно с наступлением темноты.

— Мой друг, вы живете в эпоху тьмы. Но этот город станет прекрасным когда очистится.

— Был в храме?

— Да, — сказал Басрахип. — Прекрасное здание. Жду не дождусь, когда оно станет моим.

— Бумажная волокита не займет много времени. Еще до того, как двор разъедется, конечно же, а этого ждать менее недели. Но зимой в Кэмниполе нечем заняться.

— У меня хватает забот.

— Я тут читал, — сказал Гедер, — и кое-что меня беспокоит.

— Да?

— Богиня извечна. Она была там при появлении драконов, она была там пока существовала Империя Драконов, но единственные упоминания Доброго Раба или Синир Кушку, которые я встречал, появляются в самом конце, во время последней войны. К тому же, о них говорится так, будто их создал Морад, типа, как Астерил создал Тимзинаи, а Вайлот создал Утопленных. Я просто не понимаю, как такое может быть.

— Может и не может, — сказал жрец. — Ты не должен слишком доверять писанным словам, друг мой. Они суть каменные яйца лжи. Вот. Я тебе покажу. Прочитай что-нибудь из твоей книги.

Гедер листал страницы, скользя пальцами по словам, пока не нашел легкое для перевода место.

"Шло четвертое столетие правления Дракона Вайлота, когда эта политика сменилась."

— Это правда? — спросил его жрец. — Неправда? То, что ты сказал? Нет, старина. Ни то, ни другое. Твоя речь ничего не значит. Это всего лишь слова, которые ты тупо повторил. Напиши о чем нибудь, и ты убьешь это. Только о живом слове можно сказать, что оно истинно. Мои братья и я слушали друг друга, передавая слово богини из поколения в поколение, и мы знали, что от первого до последнего говорил истинно. А ваши книги? Чернила да бумага. Мертвы. Бездушны. Ты был бы мудрее, не слишком доверяя им.

— О, — сказал Гедер. — Я… никогда не смотрел на вещи под таким углом. Так значит..?

— Гедер?

В дверях стоял Лерер Паллиако. Его туника, официального покроя, была цветов Дома Паллиако — голубого и серого, с серебряными пуговицами на рукавах. Его рука сжимала косяк, словно он нуждался в опоре, чтобы держаться ровно.

— Что случилось, папа?

— У нас гость. Идем со мной.

Гедер вскочил, тревога стянула кожу. Басрахип переводил взгляд с дверного проема на Гедера, и обратно.