Путь дракона
Шрифт:
Клара отложила рукоделие. От полуденного жара на лбу и над верхней губой проступил пот, из прически выбился локон. Тонкое летнее платье почти не скрадывало линий ее тела, более гибкого и уверенного, чем у юной женщины. В золотых лучах солнца, льющихся через окно, она была невыразимо хороша.
– А чего ты ждал, любовь моя? Искренних признаний открытым текстом?
– С таким же успехом он мог и вовсе не писать, – буркнул Доусон.
– Ты сам знаешь, что не прав. Даже если Канл не сообщает о придворных делах, сам факт переписки о многом говорит. О пишущем всегда можно судить по адресатам. От Джорея
Барон сел на диван наискось от жены. Молоденькая служанка показалась в дверях в дальнем конце галереи и при виде обоих хозяев тут же скрылась.
– Он написал десять дней назад, – ответил Доусон. – По его словам, при дворе ходят на цыпочках и говорят шепотом. Никто не верит, что все кончилось. Симеон еще в день именин принца Астера собирался объявить, кому отдаст сына на воспитание, но переносил срок уже трижды.
– Почему?
– По той же причине, по какой отправил меня в ссылку из-за предательства Иссандриана. Выбери он кого-то из моих союзников, Иссандрианова клика возьмется за оружие. Отдай он сына им – восстанем мы. Если учесть, что во главе наших сейчас Канл, то король не так уж не прав.
– Я могла бы съездить спросить у Фелии, – предложила Клара. – Ее муж ведь сейчас примерно в той же роли, что Канл? А мы с Фелией не виделись целую вечность, отчего бы нам не встретиться.
– Исключено. Послать тебя в Кемниполь? Одну? К Фелдину Маасу? Это опасно, я запрещаю.
– Почему одну? Там ведь Джорей, а с собой я возьму Винсена Коу.
– Нет.
– Доусон, любовь моя, – выговорила Клара решительным тоном, какого барон давно уже не слыхал. – Когда город запрудили чужеземные наемники, я тебя послушалась. Но мятеж давно подавлен. Если никто первым не протянет руку, дело не наладится. Симеон не может помочь, поскольку повеления тут бесполезны. Вы с Фелдином тоже ничего не добьетесь, потому что вы мужчины и не знаете, что делать. Вы обнажаете клинки, а мы щебечем о платьях и балах до тех пор, пока вы не вложите мечи в ножны. Ты не склонен налаживать отношения – но незачем считать, что это так уж сложно.
– Мы испробовали что могли.
Клара подняла бровь. Повисла тишина на три удара сердца. Четыре.
– Значит, будешь собирать армию? – спросила она.
– Мне запрещено. Одно из условий ссылки.
– Ну что ж. – Клара вновь взялась за иглу. – Вечером напишу Фелии и намекну, что не откажусь от приглашения.
– Клара…
– Ты совершенно прав. Без сопровождающих нельзя. Ты поговоришь с Винсеном Коу или лучше я сама?
Доусон даже сам удивился захлестнувшей его ярости. Вскочив, он швырнул на пол письмо Канла Даскеллина, руки чесались запустить в окно галереи книгой, побрякушкой или стулом. Клара, сжав губы, не отрывала глаз от рукоделия, тоненько поблескивала ныряющая в ткань иголка.
– Симеон не только твой король, но и мой тоже, – заявила она. – И ты в этом доме не единственный, в чьих жилах течет благородная кровь.
– Я поговорю, – сквозь ком в горле пробормотал Доусон.
– Прости, милый, что ты сказал?
– Коу. Я поговорю с Коу. Но если он не поедет – не поедешь и ты.
Клара улыбнулась:
– По пути пришли сюда мою горничную. Я велю ей принести перо.
Егерь жил за гранитно-нефритовой стеной главной усадьбы, в длинном низком доме, с соломенной крыши
Привлеченный голосами, Доусон зашел за дом. Пятеро его егерей собрались вокруг старого пня, служившего столом, на котором сейчас лежал молодой сыр и свежий хлеб. Молодые и загорелые, скинувшие рубахи под палящим солнцем, они напомнили Доусону о юности – когда сильное ловкое тело радовалось солнцу, когда радости и забавы летнего дня не оставляли места невзгодам. Тогда Симеон был его другом. А теперь оба не те, что прежде.
Заметив барона, кто-то из егерей вскочил, за ним остальные. Винсен Коу маячил за спинами, с синяком вокруг опухшего левого глаза. Доусон сделал шаг ему навстречу, не глядя на прочих.
– Коу, – велел он. – Ступай со мной.
– Милорд, – коротко кивнул егерь и поспешил за ним. Барон зашагал по широкой дороге, что вела мимо усадьбы к северному пруду. Землю прочерчивали тени от высоких спиральных башен.
– Что с тобой? – спросил Доусон. – Камни глазом ловил?
– Не стоит вашего внимания, милорд.
– Я жду.
– Мы вчера выпили чуть больше обычного, милорд. Один из новичков разошелся и… высказал предположение, которое я счел оскорбительным. Он повторил, и мне пришлось ему объяснить, что он ошибается.
– Он назвал тебя моим наложником?
– Нет, милорд.
– Что же тогда?
Весной, перед началом придворного сезона, пруд бывал чистым, как родник. Осенью, когда Доусон возвращался из Кемниполя, вода становилась темнее чая. Он редко заставал пруд в середине лета, когда отражения деревьев делали воду почти изумрудной. Штук пять уток плыли на противоположный берег, оставляя расходящийся след. Доусон остановился у самой воды, где под травой хлюпала жидкая грязь. Неловкое молчание Винсена Коу интриговало его все больше.
– Я могу спросить остальных, – напомнил барон. – Если ты не скажешь – скажут они.
Винсен посмотрел через пруд на дальние горы.
– Он бросил тень на честь леди Каллиам, милорд. И высказался в том смысле, что…
– Ясно, – со злобой бросил Доусон. – Он еще здесь?
– Нет, милорд. Его отнесли в деревню вчера вечером.
– Отнесли?
– Я поговорил с ним так, что идти он не мог, милорд.
Доусон усмехнулся. Над водой плясала мошкара.
– Леди Каллиам возвращается в Кемниполь, – сказал барон. – Рассчитывает помириться с Маасом.
Егерь коротко кивнул, но промолчал.
– Говори, – велел Доусон.
– С вашего позволения, милорд. Это неразумно. Тяжелее всего – пролить чужую кровь впервые, а это уже случилось. Дальше будет больше.
– Я знаю, но она не отступится.
– Пошлите меня вместо нее.
– Я посылаю тебя вместе с ней. Джорей еще в столице, расскажет тебе обстановку. Ты защитил меня, когда все начиналось. Теперь защити мою жену.
Двое стояли плечом к плечу, сзади неслись голоса: псарь кричал на ученика, смеялись егеря. Как будто в другой жизни, совсем недавней – мирной, безмятежной и еще не тронутой тленом.