Путь Дзэн
Шрифт:
И все же это не фатализм. Здесь нет подчинения необходимости потеть в жару, дрожать от холода: когда голоден — ешь, а когда устал — спи. Ибо подчинение судьбе подразумевает того, кто подчиняется, кто оказывается беспомощной игрушкой обстоятельств,
Такое поразительное и на первый взгляд совершенно нелогичное извращение здравого смысла, возможно, прояснится, если рассмотреть один из самих популярных в Дзэн образов — образ «луны в воде». Человеческое переживание уподобляется феномену «луна-в-воде», в котором вода есть субъект, а луна — объект. Если нет воды, нет «лу-ны-в-воде», как нет его и в отсутствие луны. Но когда восходит луна, вода «не ждет», чтобы принять ее образ, и как только пролита крошечная капелька воды, луна «не ждет», чтобы отбросить на нее свое отражение. Ведь луна не стремится отбросить свое отражение и вода не отражает образ луны по своему желанию. Явление в целом обусловлено водой в такой же степени, как и луной, и если вода проявляет яркость луны, то луна проявляет чистоту воды. Стихотворение из Дзэнрин Кушу гласит:
Деревья являют телесную форму ветра, Волны дают жизненную силу Луне.Говоря менее поэтическим языком, человеческое переживание определяется природой ума и структурой его чувств в той же мере, в какой оно определяется внешними объектами, присутствие которых этот ум обнаруживает. Люди ощущают себя жертвами или игрушками своего переживания, поскольку отделяют «себя» от своего ума, полагая, что природа их «ума-тела» есть нечто для «них» внешнее, насильственно навязанное. Ведь они не выражали желания родиться, не просили, чтобы им «дали» чувствительный организм, обреченный на мучения от перемены радости и боли. Но Дзэн призывает нас задуматься над тем, кто «имеет» этот ум, кто не просил, чтобы его родили, еще до того момента, когда был зачат своими родителями. Тут-то и оказывается, что все ощущение субъективной обособленности, представления о себе как о том, кому «дали» ум и с кем происходит переживание, все это — всего лишь иллюзия плохого понимания, — гипнотическое внушение повторяющегося ошибочного мышления. Ибо в действительности нет «меня самого», отдельного от «ума-тела», придающего переживанию структуру. Точно так же смешно говорить об уме-теле как о чем-тo, чему извне и насильственно была придана определенная структура. Ум-тело и есть эта структура, и до того момента, когда она возникла, самого ума-тела не существовало.
Наша проблема состоит в том, что сила мысли позволяет нам создавать символы вещей вне самих вещей. Так возникает символ меня самого, символ чего-то, отличного от меня. И поскольку намного легче познать символ, чем реальность, поскольку символ гораздо устойчивей, чем факт, мы постепенно начинаем отождествлять себя с собственным представлением о себе самом. Так возникает субъективное ощущение «я», «обладающего» умом, внутренне обособленного субъекта, на который накатываются переживания. Дзэн, с присущим ему акцентированием конкретного, указывает, что наше драгоценное «я» — это не более чем идея, полезная и разумная пока мы относимся к ней как к идее. Но эта идея становится губительной, если мы отождествляем ее со своей истинной природой. Так возникает неестественная скованность определенного вида самосознания, когда мы осознаем несоответствие или конфликт между своим представлением о себе, с одной стороны, и конкретным, непосредственным ощущением себя, с другой.
Когда перестаешь отождествлять себя с представлением о самом себе, — любые взаимоотношения между субъектом и объектом, познающим и познаваемым, подвергаются внезапной и решительной перемене. Они становятся действительной взаимосвязью, единством, в котором субъект создает объект в той же степени, в какой объект создает субъект. Познающий уже не ощущает себя отдельным от познаваемого, переживающий не ощущает себя отдельным от переживания. Соответственно, представление
Ощущение субъективной обособленности связано также с нашей неспособностью увидеть относительность произвольного и непроизвольного действий. Эту относительность легко ощутить, если понаблюдать за собственным дыханием. Достаточно небольшого изменения точки зрения, чтобы от ощущения «я дышу» перейти к ощущению «мне дышится». Мы считаем свои действия произвольными, когда они являются следствием принятого решения, и непроизвольными, — когда они происходят без такого решения. Но если бы сами решения были произвольными, то каждому решению должно было бы предшествовать решение принять это решение, и возникла бы бесконечная цепь, чего, к счастью, не происходит. Как ни странно, если бы для того, чтобы решить, нам приходилось принимать решение, тогда мы не были бы свободны в своих решениях. Мы свободны в них именно потому, что это решение в нас «случается». Мы просто решаем, не имея ни малейшего представления о том, как это происходит. Собственно говоря, это действие не является ни произвольным, ни непроизвольным. «Понять» эту относительность — означает претерпеть еще одну глубокую трансформацию своего переживания в целом, и теперь переживание можно описать так: «Я чувствую, что все, что происходит, зависит от моих решений». Или иначе: «я чувствую, что все, в том числе и мои решения, происходит совершенно спонтанно, само собой. Таким образом решение — самое свободное из всех моих действий — рождается внутри меня, как, скажем, икота, или происходит вне меня, как пение птицы».
Такой способ видения жизни ярко описан одним из современных учителей Дзэн, покойным Сокей-ан Сасаки:
Однажды я стер в своем уме все понятия. Я отбросил все желания, отказался от всех слов, которым я мыслил, и остался в покос. Я чувствовал себя как-то странно — как будто меня куда-то протаскивают, или меня коснулась какая-то неизвестная мне сила… и вдруг! — я вошел. Я потерял ощущение границ своего физического тела. Конечно, у меня оставалась кожа, но чувствовал я себя стоящим в центре вселенной. Я что-то говорил, но слова уже потеряли свое значение. Я видел людей, подходивших ко мне, но все они, казалось, были одним и тем же человеком… И этот человек был я! Я никогда не знал этого мира. Прежде я думал что был создан, но теперь я вынужден был изменить свое мнение: я никогда не был создан; я был вселенной; никакого конкретного господина Сасаки не существовало [61] .61
Transcendental World' Zen Notes, vol.1, no.5, First Zen Institute of America, New York, 1954.
Может показаться, что человек, осознавший, что его представление о себе — это не он сам, тем самым освобождается от субъективного разделения мира на «я» и «мое переживание» и обнаруживает истинную взаимосвязь между «я» и «внешним» миром. Личность, с одной стороны, и мир, с другой, — это не более, чем абстрактные границы или термины, описывающие конкретную реальность, которая находится «между» ними, как конкретная монета находится «между» абстрактными евклидовыми поверхностями двух ее сторон. И реальность всех «неразрывных противоположностей» — жизни и смерти, добра и зла, наслаждения и боли, приобретения и потери — это то самое «между», для выражения которого у нас нет слов.
Отождествление человека со своим собственным представлением о себе создает у него обманчивое и ненадежное ощущение постоянства. Ведь это представление относительно постоянно, так как опирается на тщательно отобранные воспоминания из прошлого, воспоминания, которые имеют фиксированный и охраняющий характер. Общественное соглашение поощряет человека связывать представление о себе со столь же абстрактными, чисто символическими ролями и стереотипами, что помогает ему сформулировать о себе понятие вполне четкое и понятное для окружающих. Но по мере того, как он отождествляет себя с этими твердыми представлениями, он чувствует, что «жизнь летит мимо» все быстрее и быстрее, — по мере того, как он стареет. Его представления становятся прочнее, все больше обрастают воспоминаниями. И чем сильнее он цепляется за мир, тем яснее осознает, что вся жизнь в движении и изменении.
Однажды Ма-цзу и По-чан во время прогулки заметили пролетавшую мимо стаю диких гусей.
— Что это? — спросил Ма-цзу.
— Это дикие гуси, — сказал По-чан.
— Куда они летят? — спросил Ма-цзы. По-чан ответил: «Они уже улетели». Вдруг Ма-цзу схватил По-чана за нос и скрутил его так, что тот вскрикнул от боли.
— Как, — воскликнул Ма-цзу, — могли они улететь?!
В этот миг По-чан достиг просветления [8]. Относительность времени и движения является одной из основных тем сочинения Догена Шобогэндзо, в котором он пишет: