Путь гладиатора
Шрифт:
Дюмарест пожал его руку.
— Мир, — ответил он. — Что теперь будет?
— Тебя продадут, — ответил Легрейн. — На аукционе, причем как можно дороже. Государство возьмет свою долю, а остатки распределит между остальными, кто предъявит тебе претензии в нанесении ущерба. Если сумма, вырученная за тебя, окажется выше твоих долгов, то ее внесут на твой счет. Вот так здесь расплачиваются с долгами, Эрл, — пояснил он. — Если человек не может выплатить свой долг, его продают. Женщин тоже. Некоторые из ставших рабынями оказываются в таком положении, достичь которого они и не мечтали, будучи свободными. И всегда можно
Дюмарест посмотрел на монаха:
— Вы можете сделать это? Заплатить за мой долг? Клянусь, что я верну его обратно, чего бы это ни стоило.
С сожалением брат Элас покачал головой:
— Чуть раньше такое можно было бы осуществить, брат. Акционер Херл проявил великодушие и отдал нам часть своего дивиденда. Однако мы уже успели приобрести еду, одежду, медикаменты, массу нужных вещей.
«Обычная практика, — подумал Дюмарест. — Всемирное Братство не накапливает богатств».
Ослепительные лучи солнечного света, отражаясь от камней, которыми была выложена площадь, блестящими искорками переливались на собравшейся толпе людей, играя на стеклянных стенах, окнах домов и работавших фонтанах калейдоскопом самых разнообразных цветов. Дюмарест посмотрел вниз со своей возвышавшейся над землей платформы. Он стоял в шеренге вместе с еще двенадцатью другими пленниками, доставленными из тюрьмы, и каждый был прикован к соседу тонкими наручниками. Люди вокруг них были одеты в бело-оливковые или коричнево-черные одежды, и все ждали начала торгов.
— Фермер, — объявил аукционист, высокий худощавый пожилой человек, одетый в безупречно белый костюм. Он полностью осознавал значимость выпавшей ему роли. — Несмотря на свою молодость, у него уже есть опыт в выращивании урожая и обработке почвы. Господа, я жду ваших предложений.
Поднялась одна рука, потом другая, еще несколько, голоса произносили цену, которую были готовы уплатить за этого молодого человека.
— Не лучшее время для проведения аукциона, — проворчал человек, стоявший сзади Дюмареста. — Скоро поступит новый дивиденд. А это означает, что люди стараются избавиться от остатков предыдущего. Цена при этом не играет никакого значения.
«И чем выше окажется цена, тем труднее будет стать свободным, — согласился Дюмарест. — Если раб вообще надеется заработать приличную сумму денег. Ни один хозяин не будет настолько глупым, чтобы потерять хорошее вложение капитала… ну а раб не вправе требовать оплаты за выполняемую им работу».
— Инженер, — продолжал аукционист, его голос звучал громко благодаря встроенным в трибуну электронным усилителям. — Он стар, но в течение долгого времени оттачивал свое мастерство, которое еще много лет сможет демонстрировать и вам. Господа, этот человек пригодится на любом заводе. Ваши предложения, прошу вас.
Среди празднично одетой толпы вознеслись вверх руки. Журчание фонтанов перекрывал смех.
«Отдыхающие отпускники, — подумал Дюма-рест. — Мужчины и женщины, вышедшие на улицу немного поразвлечься, дегенераты, желающие приобрести что-нибудь свеженькое, дабы развеять скуку. В нас они видят лишь животных, забавных и красивых, никто из них не считает нас людьми».
Дюмарест подавил гнев. Гнев — роскошь,
Цепь дернула его запястье. Дюмарест взошел по ступенькам на более высокий помост и стал разглядывать толпу, когда старик аукционист назвал первоначальную цену. Ни одного знакомого лица, но это ничего не значило. Ни Акционеру Ледре, ни матери Джоселин не нужно было лично присутствовать на торгах.
Какой-то мужчина поднял руку, выкрикнул цену. Ее тут же перекрыли. Одна женщина с визгливым голосом прокричала свое предложение и тут же выругалась, услышав похабный комментарий, но снова произнесла свою цену. Аукционист удовлетворенно присвистнул. Нечасто доводилось ему продавать рабов за такую цену.
— Боец, — повторил он. — Тот, кто сражался на арене и кому удалось сбежать оттуда. Господа, поспешите!
Женщина первой назначила новую цену, за ней мужчина, еще один, потом юная девушка с обезображенным лицом, ту сменила старая карга, нелепо выглядевшая в излишне ярком одеянии. Рывок цепи подсказал Дюмаресту, что торги завершены.
— За тебя уплачена приличная сумма, — хмыкнул стражник, снимая наручники. — Хватит на покрытие всего нанесенного ущерба и еще кое-что останется. Достаточно, чтобы приобрести билет на перелет низшим классом.
«Стоимость целого перелета, — уныло подумал Дюмарест. — Бежать… но на это нет ни единого шанса».
Он посмотрел на хозяина — смуглого человека с завитыми сальными волосами и лицом, покрытым шрамами.
— Меня зовут Техон, — сказал тот. — Я справедливый человек. Добросовестно выполняй свою работу, не причиняй беспокойств — и мы с тобой прекрасно поладим. — Он кивнул слуге, внешне походившему на стражников Властителя Игрушки: семи футов ростом, с великолепной мускулатурой и ничего не выражающими, пустыми глазами.
«Слабоумный, — догадался Дюмарест. — Брак селекции. Больше животное, чем человек».
Он сделал шаг назад, когда раб потянулся к его горлу.
— Не двигайся, — предупредил его Техон. — Крул просто хочет надеть на тебя ошейник. Такой же, как у него, видишь? — Он поднял трость, которую нес словно оружие, и прикоснулся металлическим набалдашником к шее раба. — Ты должен позволить ему надеть эту вещь на свою шею, или он свалит тебя на землю и все равно сделает это. Неужели сломанная челюсть стоит минутного бесполезного сопротивления?
Дюмарест промолчал и позволил рабу надеть ошейник. Гладкий гибкий металл плотно сжал его шею.
— В тебе достаточно благоразумия, — заметил Техон. — А теперь надень эту рясу. Если изголодавшиеся по сексу суки захотят увидеть настоящего мужика, то им придется платить за эту привилегию. — Он кивнул, когда Дюмарест надел рясу, доходившую до колен, сшитую из дешевого материала. — Ты исхудал, — озабоченно закончил он. — Истощен. Но скоро мы это исправим. А теперь следуй за мной.
За площадью их ждал плот. Он быстро поднялся в воздух и вскоре опустился на плоскую крышу какого-то невысокого здания, в комнатах и коридорах которого удивительным образом сочетались спартанская простота и экстравагантная роскошь. В маленьких спальнях, кроме узких кроватей, почти что ничего и не было, тогда как в других комнатах, раз в десять больших и украшенных сверкающими гобеленами, стояли широкие кровати со множеством мягчайших подушек и сочетаемой с ними мебелью.