Путь Империи. Перелом
Шрифт:
Так что в боевой поход командир «двести семьдесят второго» вышел с незамутнённым разумом и немалым боевым азартом. В случае удачного десантирования в Золотом Роге на всех участников операции неминуемо должен будет обрушиться поток награждений и повышений в чинах. Конечно, самому Тихменёву вряд ли стоит надеяться на чин капитан-лейтенанта, так как в старшие лейтенанты он был произведён только в минувшем 1911 году, однако весьма вероятным было вручение боевого ордена и получение более значимой должности на флоте: например, старшим офицером одного из крейсеров, а то и броненосцев. Но, однако, чтобы на деле ощутить подобные блага от «честной службы малолетнему царю-батюшке», Тихменёву было необходимо не только принять участие в успешной — обязательно успешной! — операции по высадке десанта и захвату Царьграда-Стамбула,
Тем не менее в качестве корабля прикрытия десантных судов «двести семьдесят второй» вполне годился. В его задачу входило не подавление вражеской артиллерии — эта роль была отведена главным калибрам тяжёлых кораблей главного ордера, — а огневая поддержка огнём скорострельных пушек высаживающихся на берег стрелковых рот и моряков-десантников. Для этого миноносцу вполне хватало имеющихся на его палубе двух полуторадюймовок и установленного накануне выхода турельного пулемёта. На случай же возможного столкновения с турецкими сторожевыми кораблями надежды возлагались на пятнадцатидюймовый носовой торпедный аппарат (два подвижных однотрубных оставались лишним грузом, так как торпеды были сняты). Конечно, для серьёзного боя с кораблями врага миноносец?272 был мало пригоден, но пока он находился «под крылышком» бригады линейных кораблей встреча с водоплавающим врагом была маловероятна… Не стоит забывать и о том, что к побережью Истамбула в качестве кораблей огневой поддержки десанта направлялись практически все исправные малотоннажные корабли Морских Сил Черного моря. Следствием этого стал поистине губительный артиллерийско-пулемётный огненный ветер, рушивший все прибрежные строения столицы Османской Империи, со стороны которых вёлся хотя бы разрозненный огонь по атакующим русским войскам.
Когда последние доброфлотовские тихоходы, мобилизованные на войну, приняли на борт опустевшие барказы, доставившие на берег десантные подразделения второй волны и ушли к северу, чтобы на траверзе Ак-Бунара принять предназначенные для участия в третьей волне десанта подразделения Третьей болгарской армии, большая часть малотоннажных кораблей — канонерок и эсминцев — ушла вместе с ними, чтобы охранять на походе от возможных атак турецких эскадренных миноносцев.
Осуществлять непосредственный контроль за побережьем и поддерживать десантников остались «Сметливый», «Стремительный» «Строгий» и «Свирепый», а также «номерники» типа «Пернов»: 270, 272 и 273.
Однако бой с противником всё не стихал, корабли русского флота продолжали нести значительные потери. На миноносце?272 уже было разбито шальным снарядом левое орудие, причём погибло трое матросов его расчёта. Расчёт правого тоже был практически уничтожен осколками, но пушка, несмотря на свежие шрамы на металле, ещё была пригодна к стрельбе. Кроме того, осколок другого снаряда искорёжил кожух «максима», в результате чего миноносец остался практически безоружным, если не считать последней торпеды, заряженной в аппарат. Вследствии этого обстоятельства старший лейтенант Тихменёв отвёл покалеченный корабль от берега, имея по правому борту новопостроенный немцами деревянный Галатский мост через пролив. Потери экипажа составили пять человек убитых и семеро раненых, главным образом пострадавших от осколков. Из-за невозможности продолжать полноценный огневой бой и пользуясь тем, что артиллерийский огонь со стороны противника практически стих, подавленный русской корабельной артиллерией, оставшаяся половина команды миноносца в количестве двенадцати человек принялась за восстановление минимальной боеспособности корабля и оказание помощи раненым товарищам.
Невзирая на то, что дым из обеих пробитых осколками труб вонючею чёрной тучей обволакивал весь корпус миноносца, Тихменёв отдал приказ подрабатывать обеими машинами, чтобы избежать дрейфа к северному берегу бухты, пока ещё остававшемуся в руках османов. Поэтому когда на миноносце?272 заметили отступающий из-под Чаталжи турецкий «табор» с артиллерией, который уже начал форсировать Золотой Рог по мосту
Как известно издавна, русский матрос драться не то, что любит, но хорошо умеет… И неважно, что под ногами распалившихся мореманов: утоптанный ли пол в кабаке или корабельная палуба, и кто перед ним противник: случайный ли «стрюцкий», неуважительно отозвавшийся о флотских или весь экипаж вражеского линкора. Если есть враг и силы устоять на ногах и противник находится в пределах досягаемости, ни один уважающий себя русский матрос не будет безучастным. Возможно, подобные мысли возникли в мозгу старшего лейтенанта. Возможно — вспомнились казённые слова Присяги: «…не щадя живота своего до последней капли крови, и все к высокому его Императорского Величества Самодержавству…» Возможно, он ничего не думал, старший лейтенант русского флота Александр Иванович Тихменёв, лишь кисти рук в белых манжетах лязгали рычагами: «Право руля. Так держать. Полный вперёд. САМЫЙ полный вперёд».
И снова — рулевому — так держать! курс — на мост!
Сам выметнулся из боевой рубки, кинулся к уцелевшей «гочкисовке» правого борта, оттесняя неуклюже ворочавшего её забинтованными ладонями подручного комендора Михайлова:
— Кирилл, уйди!
Выдавил спуск, пять стволов пару оборотов крутанулись вокруг оси, швыряя в настил моста полукилограммовые стальные снаряды, разрушающие доски и балки настила — и замерли. Сзади, из-за плеча Тихменева, протянулись руки в бинтах, вставляющие в горловину приемника полную обойму.
Глянул — снова Михайлов. Форменка разодрана до низу, под ней белеется бинт повязки, а слева на груди у «запасного» матроса перекосился Знак отличия военного ордена за Японскую войну.
— Михайлов, уйди, тебе говорят!
А мост всё ближе, ближе…
И крик приказа — уже всем:
— Команде покинуть корабль! — и — полушёпотом — выплывайте, братцы…
Трое или четверо занятых до того приборкой моряков выполняли команду не рассуждая: старой службы, вышколенные за пять годиков на царёвых кораблях, приученные не рассуждать, а исполнять. Остальные — призванные недавно по мобилизации бывшие «запасные», отслужившие своё когда-то: кто пять, кто семь лет тому назад мужики — не успели… Кто-то кинулся к талям — спускать шлюпку. Кто-то побежал в кубрик, вытаскивать лежавших там раненых товарищей.
А Михайлов — всё стоит. И снова в руках — приготовленная обойма:
— Не мешай драться, вашбродье… — с хриплым клёкотом из горла.
Ещё длинная очередь — на все снаряды!
— Удрать хотите, шкуры? Ху.!
Они умерли быстро.
Александр Тихменёв при ударе не удержался на ногах, и, перелетев через леер мостика, устремился силою инерции вперёд. Полёт его длился лишь миг: разорвав тужурку и сорочку в грудную клетку ворвалась трёхвершковая щепа мостового настила.
Матрос первой статьи кавалер Кирилл Михайлов, падая, ударился виском о край орудийной тумбы и лишь потеряв сознание, выронил из забинтованных рук снаряд.
Миноносца номер двести семьдесят два не стало. Не стало и полутора пролётов свежепостроенного германцами Галатского моста. А в облаках жгучего пара и в солёной воде Золотого Рога канули, как не жили, русские моряки и пять или шесть дюжин оттоманских аскеров.
…А на захваченном уже берегу лежали, в ожидании эвакуации, раненые матросы-десантники и пехотинцы, вслушиваясь в залпы корабельных оружий и всё удаляющуюся к центру вражеской столицы винтовочно-пулемётную трескотню…
Зарево Пенджаба
Англичане отняли у нас землю -
Но мы прогоним их…
…Мы сотрём вас с лица земли,
Как корова слизывает траву, -
Вы нас никогда не победите».
«Хороший пулемёт придумали «сахибы», ничего не скажешь. Вернее сказать, не столько сами придумали, сколько попытались довести до ума максимовскую «игрушку». Или мне, как «немцу» надо говорить «машиненгевер»? Надо же, какая чепуха лезет в голову-то… Однако же голову-то как раз лучше бы не слишком высовывать: хоть «облегчённый виккерс» и имеет эффективную дальность пальбы в тыщу двести шагов, однако же пули-дуры летят втрое дальше, хоть и неприцельно. А голова-то одна, другой, запасной, в сакмах не хранится.