Путь империи
Шрифт:
Но распухший, прокушенный язык не слушался. Его веки затрепетали, и он погрузился в прохладную тишину.
— Я представить себе не мог, что они так легко заболевают, — озабоченно проговорил Эйлле. Они уже вернулись на квартиру, а Талли так и не пришел в себя.
— Я тоже не знал, — ответил Яут. — Но в каком-то смысле они крепче, чем кажутся. По крайней мере, этот. Если бы джао получил такой сильный разряд, он был бы едва жив.
Агилера остался с ними. Эйлле и Яут наблюдали за тем, как он ухаживает за своим соплеменником, и не понимали, чем объяснить
— Он из твоего кочена? — спросил Эйлле, глядя, как Агилера обтирает лицо Талли. — Поэтому ты так о нем заботишься?
— Кочен — это что-то вроде клана, так? — Агилера прополоскал тряпку в тазике с прохладной водой и обернулся. Коричневые сердцевины его глаз в полумраке комнаты казались черными, почти как у джао.
— Да… «клан» — пожалуй, подходящее слово. Если я правильно тебя понимаю.
— Большинство из нас ни к каким кланам не относится, — сказал Агилера. — Раньше у американцев было что-то похожее — мы называем это «большая семья». Часть членов такой семьи могла жить в одном конце страны, часть в другом… Но после Завоевания от инфраструктуры почти ничего не осталось, с транспортом стало плохо. И вообще людям стало не до того, чтобы поддерживать отношения с родственниками… — он отложил тряпку и встал. — Вот я, например, понятия не имею, что случилось со всеми моими двоюродными братьями, сестрами, тетками и дядьками после того, как вы разбомбили Чикаго.
— Но, — вмешался Яут, — если он не из твоего кочена, какая тебе разница, будет ли он жить или умрет?
Лицо Агилеры застыло. Он снова сел, сплел пальцы в замок и некоторое время рассматривал их.
— Я не могу этого объяснить, — сказал он наконец. — У вас мозги иначе устроены.
Эйлле подошел ближе, бархатистый пух на его голове встопорщился.
— Попробуй, — сказал он. — Я хочу понять.
Глаза Агилеры сузились, взгляд скользнул по потолку, словно там был прилеплен конспект доклада.
— В каком-то смысле люди — действительно клан… ну, или кочен. Все люди, я имею в виду. Мы все друг другу как бы дальние родственники, поэтому каждый из нас должен помогать другим, даже если он не испытывает к ним симпатии и не одобряет их поведение. Обязаны сохранять жизнь, если это возможно. Поступать иначе считается… безнравственным.
Последнее слово он произнес по-английски.
— Мне не знакомо слово «безнравственный», — сказал Эйлле.
Агилера снова намочил тряпку и слегка отжал.
— Сомневаюсь, что смогу объяснить. Вы, джао…
— Продолжай! — перебил Эйлле. Конечно, люди не знают Языка тела, но поза «решимость-и-поиск» получилась сама собой. — Ты будешь пробовать, пока я не пойму.
Талли пошевелился на подстилке на полу, что-то пробормотал и снова замер. Агилера провел рукой по своим пегим волосам и внезапно принял позу, которую Эйлле понял сразу, хотя у джао она выглядит иначе: «усталость».
— Пожалуй, лучше я пойду, сэр, — он покачал головой и встал.
— Нет, — сказал Эйлле. — Объясни мне смысл слова «безнравственный».
Агилера вытянулся, его взгляд был направлен куда-то вдаль.
— Оно происходит от слова «нравственность», которое означает правильное поведение, сэр. «Безнравственно» значит «неправильно» — так, как ни
— Иди, — ответил Эйлле. — Ты предоставил мне достаточно пищи для размышлений.
Когда за спиной Агилеры сомкнулось дверное поле, Яут нахмурился и повернулся к своему подопечному. Положение его ушей означало «озабочен-ухудшением-сиуации».
— Ну вот, — сказал он. — Теперь ты знаешь. Они верят в единство, которого не может быть, и путают честь в отношениях между коченами с этим оллнэт, которое называют «нравственность». У них все поставлено с ног на голову. По нашим стандартам их всех можно считать безумными.
— Так и в самом деле может показаться, — отозвался Эйлле.
— Ты действительно считаешь, что существует способ с ними объединиться?
— Не знаю. Но попытаюсь его найти.
Эйлле решил ничего больше не говорить — пока. Нечто в глубине его сознания наконец-то начало принимать очертания, но эти очертания были еще слишком расплывчатыми. Кроме того, при всех своих достоинствах, Яут — все-таки фрагта. Он не обучен восприятию новых идей и не склонен к этому. Так что не стоит его торопить, чтобы не спровоцировать ссору.
Потому что Яут неправ. А если и прав, то лишь наполовину. Да, по стандартам джао люди и в самом деле безумны. Но Яут забыл, что нельзя мерить всех одной меркой. Главное — не стандарты, а их наличие. А также способность и желание им следовать.
Теперь, оглядываясь назад после беседы с Агилерой, он лучше понимал то чувство единства между ними, которое ощутил во время встречи с людьми-ветеранами. Пожалуй, это чувство возникло даже у Талли, хотя он почти не принимал участия в разговоре и считал их поведение недостойным соглашательством. И это было очень показательным. Как и то, что Агилера счел своим долгом оказать помощь и поддержку Талли, хотя этот поступок казался совершенно нелогичным.
Если попытаться объяснить это Яуту, он просто придет в ярость. Значит, надо подождать. Всему свое время. Для джао считать стремление к единству недостойным поведением эквивалентно преступлению. Вот оно, проклятие любого фрагты. Но в отношении людей…
Все гораздо сложнее. Эйлле ни на миг не сомневался, что еще не до конца разобрался в ситуации. Возможно, он вообще никогда не сможет в ней разобраться. Но одно было ясно: во время того разговора очень многое разделяло Талли и бывших солдат. Очень многое разделяло Агилеру и Талли. Пожалуй, такие барьеры неизбежны, если твое мышление столь прямолинейно. И тем не менее, все их поступки были продиктованы понятиями чести.