Путь истины. Дмитрий Донской
Шрифт:
– Одному Всевышнему ведомо, что нас ждёт! Коли хочешь знать мнения моего, так слушай – разошли сыновей отца твоего по разным городам, но крови на себя новой не бери…
Бердибек отпустил Мамая и задумался пуще прежнего: «Коли последую совету его и помилую братьев своих, от страха сего не отделаюсь вовеки!». И тогда он решился на злое и коварное дело, – послал на Русь к Момат Хоже гонца с грамотой:
На Руси в то время ещё не знали о кутерьме в Орде. И Момат Хожа со своей сотней поскакал на Родину, но в пути проведал он, что отец умер, а престол занял Бердибек. На подступах к Сараю встретил его вооружённый отряд нойона Куремсы:
– Мы люди великого хана Бердибека. Велено тебя сопроводить во дворец. Неспокойно ныне в улусе нашем. Брат твой печётся о тебе!
«Ложь, всё ложь, – подумал Момат Хожа. – В силки завлечь желает меня кровожадный братец!». Он выхватил саблю и снёс голову Куремсе, зычно крикнул воинам своим: «Обороните, други!», – а сам кинулся наутёк. Ханские люди догнали его в окрестностях города Арнач…
Вскоре разослал Бердибек слуг с посланием для остальных братьев своих: «Придите ко мне, возлюбленные, ибо видеть вас желаю!». Так, было положено начало великой замятни!
Зверь, познавший вкус крови, остановиться уже не может…
Две недели спустя.
Митрополит Алексий пришёл в Орду с грамотой для нового хана. «Вольный царь, посол твой Иткар обложил Русь сугубой данью. Лето неурожайное выдалось ныне, – нет хлеба в закромах, крестьянам нашим сие бремя в тягость великую и непосильную. Повинуемся мы тебе так же, как и отцу, и деду твоему. Не казни, но милуй нас, великий хан. Мы, служебники твои, князья земли русской, вскорости пребудем к тебе купно», – так писал князь Иван Иванович хану Бердибеку.
Владыка Алексий остановился при соборной церкви Сарайской епархии, во главе которой стоял его ставленник епископ Иван. Вскоре, совершив богослужение в храме, митрополит в сопровождении епископа прошел в трапезную и, благословив постную пищу, сел за стол.
– Неслыханные дела ныне в Орде творятся, владыко, – качая головой,
– Ведаю, – промолвил Алексий, вкушая стерлядь. – Два месяца назад Божьей милостью я едва спасся из орды Джанибека, – напали на меня лихие люди ночью, когда я шёл к немощному хану…
– Слышал я, что ты, владыко, исцелил великую хатун Тайдулу! – просиял улыбкой епископ Иван.
– Не я, а Господь наш свершил сие чудо моими руками, – отозвался Алексий и вздохнул. – Желаю я монастырь заложить в честь сего события, но времени всё не хватает. А, опричь того, дал я обет основать обитель во славу Господа нашего Исуса Христа, Иже уберёг меня на пути из Царьграда, когда судно наше в бурю попало… Сдержу обеты свои, коли Бог даст сил… Так, что же хан Бердибек?
– У нас говорят, – шёпотом промолвил Иван, – будто повелел он убить братьев своих малолетних. Созвал их всех во дворец, а на заднем дворе по его приказу плаху соорудили. Палачи детей отнимали от матерей, и одному за другим головы рубили. Младший был младенцем восьми месяцев отроду…
Владыка Алексий осенил себя крестным знамением.
– Се, такие дела творятся в царстве нашем! – проговорил епископ Иван и вдруг поймал себя на мысли, что говорит об Орде как о своей Родине. – Владыко?
Долго молчал митрополит Алексий – видение из далёкого прошлого заволокло пеленою очи его…
Ноябрь 1357 года. Новый Сарай.
– Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного, – начал мулла брачную проповедь по-арабски. – Помните – «ваши жёны для вас – одеяние, а вы – одеяние для них»!
Тринадцатилетняя девочка в атласном дээле 92 красного цвета и голубом шёлковом платке стояла, потупив взор. Казалось, что из глаз её вот-вот польются слезы. Жениха своего она совсем не знала и видела второй раз в жизни…
92
Дээл – монгольский халат, носимый равно мужчинами и женщинами (прим. авт.).
Конец ознакомительного фрагмента.