Путь из Орхидеи на работу
Шрифт:
изучать обстановку в мире.
Всадник медленный на осле,
дети, розы, мороз в июне,
прорастает в сырой земле
дождь, случившийся накануне.
Белый ветер, играй со мной
в стаю ящеров длиннохвостых –
я когда-то была женой,
а теперь превратилась в воздух.
Половых и любовных сфер
я пыталась достичь, однако
мой утробный карабинер
отвергает идею брака.
Холод
отпружинит его едва ли,
вишни, думала, зацветут,
но они поутру завяли.
***
Феноменально, чудно, непривычно,
необычайно и как-то нелепо –
в верхних слоях шахматист ироничный
двигает тучи по клеточкам неба.
Все надоело – холодные руки,
дождь, на погоду пускающий слюни,
шапки, зонты, недовольство в фейсбуке.
Шутка ли – холод в начале июня.
Лето нам подали без подогрева,
рвутся на части воздушные шири,
розы и пятое дерево слева
клонятся к дереву номер четыре.
Справа, по центру, в роскошном зеленом
шаре – знакомое чудится, если
всмотреться – зову его кленом,
раз у деревьев названья исчезли.
***
Магазин, кафетерий, почта,
остановка, пустырь, завод,
за цехами темнеет то, что
превратится в луну вот-вот.
Место, где мы с тобой друг друга
не нашли, завели в тупик, –
город Пэ квадратурой круга
так похож на константу Пи.
Но бывают и здесь сюрпризы –
безразличен и близорук,
временами на край карниза,
словно пыль, оседает звук.
И тогда отсыревший воздух
у подъезда огнем горит –
стая зябликов длиннохвостых
дождь за небо благодарит.
***
Пыли дорожной нечистые танцы,
слева подсолнухи, справа картофель, –
я позабыла название станций,
помнится шахты египетский профиль.
Помню, что воздух полынный был горек,
простыни в крошеве угольной пыли,
крышу сарая и маленький дворик,
где мы белье по субботам сушили.
Помню подвал, и на полках – бутыли,
мусорник, старую каменоломню,
место роддома, который закрыли…
А вот причину рожденья – не помню.
Помню в окне своего кабинета
обруч копра, исполняющий сальто.
Щелкали счеты, вращалась планета,
и не сходилось конечное сальдо.
Дальнее время, начало начала,
стертые знаки забытого мига,
необратимость
но отразилось в бухгалтерской книге.
Так и живу по привычке, иначе
мир не докажет свое постоянство.
Все мы равны перед космосом – значит
я говорю не в пустое пространство.
***
Ощутив себя в ячейке
временного промежутка,
я сидела на скамейке
и ждала свою маршрутку.
Как подброшенные стразы –
окна ерзали огнями…
Я обдумывала фразы,
что звучали между нами.
Городская суматоха
вобрала меня всецело,
мне сначала было плохо,
но затем похорошело.
Мне и вправду стало легче
возле зарослей левкоя,
потому что время лечит,
даже краткое такое.
Вскоре выкатился глобус
над водой большого пруда,
а потом пришел автобус
и увез меня оттуда.
***
Дверь с домофоном, в подъезде зеленые стенки,
надпись «люблю тебя, зайка», пролеты, ступеньки,
сколько здесь всякого разного мной пережито,
свет не погашен в прихожей и дверь не закрыта,
нечего брать, потому и не страшен грабитель, –
угол мой теплый, моя городская обитель.
Много здесь всякого разного – книги, одежда,
полка с сезонною обувью встроена между
старым пеналом и новым высоким проемом.
Сколько хорошего дарит простое жилье нам –
от табуретки дубовой, до тряпки гладильной.
Я никогда б не подумала, что холодильник
сдвинется влево и преобразится с годами,
станет усеян котятами и городами.
Кухонный мир: полотенце, посудная губка,
на подоконнике ваза, комбайн, мясорубка,
желтые стены, прозрачные шторы с цветами,
бежевый кафель от времени треснул местами,
помню, когда-то висело панно в цикламенах…
Время не лечит, а делает трещины в стенах,
время не лечит, а чертит, используя уголь,
то ли прямую, то ли развернутый угол.
***
У меня внутри поют сверчки,
и блуждает леший с бородою,
беленая хата у реки,
вербы над прохладною водою.
Через реку переброшен мост,
за рекою – ивовая чаща,
где волшебный, одинокий дрозд
исполняет гимн животворящий.
Что еще об этом рассказать?
Кукуруза зреет в огороде,
голосит соседская коза,
да перины сохнут на природе.