Путь к бессмертию 1
Шрифт:
— С чего вы решили, что это мёртвая вода?
— Сам посмотри и поймёшь.
Мирослав встал и обыскал тела погибших воинов, собрав все магические предметы и ядра. Также, как и обещал, он снял с богатырей медальоны, а, хорошенько подумав, взял и деньги, чтобы те поделили меж семей погибших. У одной из мёртвых богатырок юноша взял как медальон, так и документы, чтобы оставить себе, а после выдавать Юду за неё. Так будет проще водить с собой одержимую, не вызывая лишних подозрений.
«Придётся немного повозиться, чтобы заменить камень-идентификатор.
Среди собранной им добычи оказался и кувшин, запечатанный пробкой и воском. На воске была печать столь старая, что Мирослав не признал изображение. Но стоило её коснуться, в разуме тут же прозвучал шёпот.
«Мёртвою водою окропи, чтобы тело вернуть. Живою водою, чтобы вдохнуть жизнь. За семь дней поспей и будет тебе чудо.»
«Не часто встретишь подобное. Однако это ещё ничего не доказывает. Нужно будет проверить подлинность на практике.»
Мирослав окинул добычу взглядом и всё, кроме меча, спрятал в кошель.
«Окомир бы сейчас от души посмеялся, глядя, как я без тени сомнения забираю ценности мертвецов. Хах.»
Времена странствий Пересвета.
— Получил, паскуда чешуйчатая?! — торжествующе воздела кулаки в небо Малина, после чего гневно пнула одну из отрубленных голов, — Сам напросился!
Горыныч, убитый ею, Пересветом и Окомиром, уже ничего не мог ответить. Тем временем последний, смуглокожий степняк, деловито поправил растрепавшиеся перламутровые волосы, вновь собрав их в хвост, а после тут же принялся стаскивать сапоги с лежащего у стены пещеры иссохшегося мертвеца.
— Ты чего творишь? — возмутился княжич.
— Снимаю сапоги, — непринуждённо ответил Окомир, — Хорошие. Мои будут.
— Я вижу, что ты делаешь! Вопрос подразумевает иное!
— У вас, полян, в голове солома, — покачал головой степняк, закончив стягивать один сапог, приложив к своему, и принявшись за другой, когда убедился, что размер подходит, — Говори, что думаешь. Зачем такие сложности?
Пересвет сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Окомир прибился к ним около месяца назад, но княжичу пока так и не удалось понять, что у того в голове. Даже Духовлад не был таким чудаковатым, как он.
— Ты зачем у мертвеца обувь отбираешь? — спросил княжич, сменив формулировку.
— Носить, — всё так же невозмутимо ответил Окомир, — Ему-то они больше не нужны. Или ты думаешь, что он тут просто отдохнуть прилёг?
Малина, отошедшая от боевого куража и переставшая пинать голову горыныча, сдавленно хихикнула.
— Да понимаю я зачем! — вновь распалился Пересвет, но тут же спохватился и не дал товарищу вновь увести разговор не туда, — Всё, что я тебе пытаюсь сказать, что так поступать неправильно!
— Почему? — спросил Окомир, теперь начавший стаскивать свои изношенные сапоги.
— Что
— Почему — это слово, обозначающее вопрос. В данном случае о том, какова причина запрета, — с совершенно каменным лицом уточнил степняк.
Малина начала хохотать уже куда более заметно. Пересвет вновь сделал глубокий вдох, напоминая себе, что у степняков из-за сильной изолированности культура очень отличается, а потому его товарищ может воспринимать привычные для полян речи буквально.
— Потому что это аморально! Эти вещи тебе не принадлежат!
— Ну сокровищницу горыныча-то мы вынесем.
— И раздадим народу!
— Но ведь не всю.
— Горыныч — злодей, отобравший богатства у других. При этом владельцев уже не найти. Это другое.
— То есть мне стоит выяснить, был ли владелец этих сапог плохим человеком, и тогда забрать их будет нормой?
— Нет!
Окомир закатил глаза и спросил:
— Что ты собираешься сделать с трупом?
— Заложить и закопать, обычное погребение для убитых чудищами.
— Вместе с сапогами?
— Да.
— Вот это неправильно! — возмутился степняк.
— Почему?
— Так ведь это неуважение к мастеру, который делал сапоги! Их ещё носить и носить. Закопав их, ты закопаешь и труд, вложенный в эту обувь. Да и смерть вола, получается, напрасна была. Сплошное расточительство!
— Но… — Пересвет вдруг понял, что, кроме «традиции, порядки», ему возразить было особо и нечего.
Слова товарища звучали на удивление рационально. Даже если внутри он испытывал жуткое сопротивление, аргументации это не добавляло.
— Делай, что хочешь… — проворчал княжич, — Но герои так не поступают!
Мирослав печально усмехнулся.
«Герои так не поступают. Надо же. Как давно это было…»
— Действительно, эта штука заявляет себя, как мёртвую воду, — сказал юноша, вернувшись к упырю, — Но неужели эти вещи стоили того, чтобы столько людей погибло?
— Не знаю, — хмыкнул упырь, — Не я драку затеял. Но обычно хорошо, если один ценный волшебный предмет удастся найти. А тут столько. Продав их, можно себя до конца жизни обеспечить. Но только если не делить на всех. Вот жадность и взыграла.
— Всё ясно. Тогда пора прощаться. Надеюсь, что твоя душа обретёт покой, — Мирослав поднял меч и одним чистым движением обезглавил упыря.
— А если бы мы могли выйти, ты позволил бы ему покинуть лабиринт? — поинтересовалась Юда, — Раз уж к нему вернулся разум.
— Нет. Они добровольно отказались от своей человечности. Нечего им делать на свободе. К тому же предателей я не люблю.
— Поэтому я тебе не нравлюсь? Из-за того, что убила Меда?
— Было бы странно судить монстра по людским законам, — ответил Мирослав, убирая меч в кошель-вместимку, — К тому же, полагаю, что вы друг друга изначально не считали друзьями, лишь временными союзниками. Судя по вашим разговорам, сложилось именно такое впечатление.