Путь к дереву жизни
Шрифт:
Просто деньги часто нужны, родители не дают.
А у деда с бабушкой всегда в шкафчике лежит мелочь, скорее всего несчитанная. Потому что ни разу он не слышал разговоров, что она исчезает, значит, не догадываются. Если бы они узнали, Сашке стало бы очень стыдно. Он вел подсчет того, сколько взял и думал, что, когда вырастет, обязательно все вернет.
Вдруг откуда– то залетел майский жук, опустился на какую– то травинку недалеко от Сашки и, словно красуясь, аккуратно заправил
Сашка сидел на корточках:
«Красавец, таким невозможно не любоваться. Что он думает и думает ли вообще? Куда они пропадают эти майские жуки после весны? Почему их не видно в другое время? Откуда взялись эти букашки, жуки, и чем они живут? Как они понимают друг друга? – много вопросов крутилось у него в голове. Он уже хотел подняться и побежать к бабушке, она сидела у крыльца, в своем любимом летнем, садовом кресле, и расспросить ее обо всем этом. Но в этот момент пришла сестра бабушки – тетя Анна, и он остановился, решив задать свои вопросы после.
Тетя Анна была младшей сестрой бабы Калерии, она жила недалеко и приходила часто. Она была всегда очень чисто и аккуратно одета, с прической. Бабушка позволяла себе просто гребень в волосах, а у тети Анны всегда было что– то мудреное на голове. Сашка считал ее очень модной и красивой.
Обе сестры были воспитаны своими родителями и подготовлены к замужеству. Они были верными и любили своих мужей.
Они относились именно к той породе русских женщин, которых так любят воспевать, за мужем хоть на край света, над детьми, как голубка.
Дом – это ее королевство, место проявления любви, заботы, энергии.
Бабушка Калерия пекла вкуснейшие пироги и торты.
Дни рождения и праздники в семье всегда пышно устраивались.
Меню продумывалось до мелочей, и за несколько дней начиналась подготовка. Все это было бабушкиной заслугой, но воспринималось семьей, как само собой разумеющееся.
Тетя Анна больше впитала более современный стиль жизни.
В ее доме все было более изысканно, на праздничном столе – икра, бутербродики, рыбка, торт, доставленный по блату из центрального универмага.
Советская действительность наложила на сестер свой отпечаток, это переплеталось с устоями, принятыми в семье.
Сёстры были дружны, и друг без друга не могли, если не встречались, то созванивались по телефону постоянно. В то время, телефоны были редкостью, но и дед Апполинарий, и муж тети Анны были не простыми людьми, и в домах обеих сестер были телефоны.
Тетя Анна села на скамейку рядом с бабушкой. Обе вели себя, как полные достоинства, проживающие правильно свою жизнь, степенные женщины советского времени.
– Сегодня мне звонил ваш механик и сказал,
– Ты ничего не слышала об этом?
– Любит он женщин, – сказала тетя Анна: – И они его.
Андрей его устроил на работу, боюсь как бы скандала не было, позор ведь какой, любовница на работу заявилась.
– Не знаю, говорить Алевтине или нет…
– А, что за женщина?
– Говорит высокая, с темными волосами, в голубом костюме…
– Послушай, я же Ритке продала костюм голубой, мне не подошел, достал Андрей через связи, польский, модный с белой окантовкой…
– Неужели она?
– Не может быть…
– Врете вы всё! – закричал Сашка, слезы хлынули из его глаз, кулаки сами собой сжались…
– Что ты, Сашок? – спросилала бабушка, – О чем это ты?
– Я все слышал, это не мама…
– Конечно, нет,– бабушка старалась говорить мягким успокаивающим голосом, – Ты что– то не так услышал. Все хорошо, иди ко мне,– она раскрыла руки, обняла его и стала гладить по спине.
Сашка еще сильнее разрыдался в ее объятиях. От бабушки всегда исходил тонкий, сладкий аромат, свойственный только ей, он успокаивал его, и голос ее, и нежность с которой она говорила, произвели свое действие.
«Конечно, неправда, – думал он, – не может этого быть».
И вдруг вспомнилась зима, машина дяди Степана, мамин шарфик, и дикая боль, пережитая им в тот вечер, снова пронзила его сердце.
– Нет, это была она, я все понимаю. Этот шарфик, этот костюм, это она.– И он зарыдал еще сильней.
Бабушка растерялась.
– Какой шарфик? – спросила она.
– Мамин шарфик в машине дяди Степана зимой. Они потом ругались с папой долго, – начал он сбивчиво говорить сквозь слезы. Тётя Анна с бабушкой переглянулись.
«Да, вот тебе и женщина».– Подумали обе одновременно.
Вечером бабушка рассказала все деду, они сидели вдвоем на кухне.
– Что будет, Аполлинарий? – спрашивала Калерия Ивановна,
– Что будем делать, говорить Алевтине или нет?
– Да, дела, – хмурился дед.
И никто из них не знал, что Сашка за дверью и опять все слышит.
Но всё тайное, так или иначе, становится явным.
Отец приходил домой пьяным каждый вечер, кричал от бессилия, боли и обиды. Доставал мамины письма,
– Ты же писала, ты любила меня, обещала всегда любить…
Мама иногда молчала, иногда тоже начинала кричать,
– Ты растоптал мою любовь! Ты сам виноват! Любовь кончается, нужно уважение.
– А– а– а, его ты уважаешь, да?
Сашка затыкал уши: