Путь к характеру

Брукс Дэвид

Как правило, во времена личной автономности мы организуем свою жизнь следующим образом: начинаем с «я» и им же заканчиваем, начинаем с самоанализа и заканчиваем самореализацией. Это жизнь, определяемая последовательностью личных решений. Однако Фрэнсис Перкинс обрела смысл жизни другим путем. Этот способ не заставляет спрашивать: «Чего я хочу от жизни?» Он призывает задавать иные вопросы: «Чего жизнь хочет от меня? К чему меня призывают обстоятельства?»

При таком подходе не мы создаем свою жизнь – жизнь призывает нас. Мы получаем ответы не изнутри, а извне. Этот подход берет свое начало не внутри автономного «я», а в конкретных обстоятельствах, в которые вы оказываетесь погружены. Он отталкивается от осознания того, что мир существовал задолго до вас и просуществует еще долго после вас и что на короткий миг вашей жизни судьба, история, случай,

эволюция или Бог поместили вас в определенное место с определенными проблемами и задачами. Вам же нужно понять: «Какая помощь требуется в этой ситуации? Что в ней нужно исправить? Какие дела ждут исполнения?» Или, говоря словами писателя Фредерика Бюкнера, «в каких точках то, что я умею, и то, что приносит мне радость, соприкасается с тем, что нужно миру?»

О подобном призвании в 1946 году писал Виктор Франкл в своей знаменитой книге «Человек в поисках смысла» [30] . В 1942 году Франкла, венского психиатра-еврея, арестовали нацисты. Его отправили сначала в гетто, а затем в концлагерь. Большую часть времени в лагере он занимался укладкой шпал. Франкл вовсе не такую жизнь себе готовил, не этого желал, не об этом мечтал. Будь на то его воля, он занимался бы совсем другим. Но такую жизнь назначили ему обстоятельства. И он понял: то, каким человеком он в итоге станет, зависит от того, какое внутреннее решение он примет в ответ на обстоятельства.

30

Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.

«На самом деле имеет значение не то, что мы ждем от жизни, – писал Франкл, – а то, чего жизнь ожидает от нас. Нам нужно было перестать спрашивать о смысле жизни, а вместо этого понять, что жизнь задает вопросы нам, ставит задачи – ежедневно и ежечасно». Франкл пришел к выводу, что судьба поставила перед ним нравственную и интеллектуальную задачу, назначила ему дело.

Его нравственной задачей стало страдать так, чтобы быть достойным своих страданий. Он не был властен над тем, сколько ему придется находиться в концлагере, отправят его в газовую камеру или бросят мертвым на обочине, но он мог внутренне реагировать на свои страдания. Нацисты стремились обесчеловечить и унизить жертв, и некоторые заключенные сдавались, падали духом или уходили в воспоминания о счастливом прошлом. Другие же боролись против унижения и укрепляли свою внутреннюю целостность. «Можно одержать духовную победу, обратив лагерное существование во внутренний триумф», – понял Франкл. Противостоять унижению, проявляя достоинство в малом, – не для того, чтобы изменить внешние обстоятельства жизни или свою судьбу, но чтобы усилить свой внутренний стержень. Показать то, что он называл «внутренней властью», жесткий контроль внутреннего состояния и упорную оборону своей личности.

«Страдание стало для нас вызовом, от которого мы не хотели отворачиваться», – писал Франкл. Осознав задачу, которую поставили перед ним обстоятельства, он понял значение и конечную цель своей жизни, а также то, какую возможность предоставила ему война, чтобы исполнить эту цель, – и выживать стало легче. Как отмечал Ницше, «тот, кто знает, зачем жить, может вынести почти любое “как”».

У Франкла была огромная интеллектуальная возможность – возможность исследовать людей в самых страшных условиях. Ему выпал шанс превратить обстоятельства, в которых он оказался, в мудрость, которую можно донести миру.

Пока у него были силы, он разговаривал с другими заключенными, призывал их принимать свою жизнь всерьез, бороться за сохранение в себе внутренней власти, обратить мысли к высшему и сосредоточиться на образе близкого человека, чтобы хранить и укреплять любовь – к жене, ребенку, отцу или другу, даже если обстоятельства ее разрушают, даже если близкий человек, попавший в другой лагерь, возможно, уже погиб. Среди грязи, испытаний и трупов существовала возможность подняться: «Я взывал к Богу из моей тесной тюрьмы – и Он подарил мне свободу этого пространства!» «Даже в таком положении, – писал Франкл, – человек может, через полное любви размышление о близком, выразить себя. Впервые в жизни я был способен понять смысл слов: “Блаженны ангелы, погруженные в вечное и полное любви созерцание бесконечной красоты”».

Он говорил тем, кто задумывался о самоубийстве, что жизнь еще ждет от них чего-то

в будущем, что кто-то на них надеется. «В конечном счете, – заключал он, – жить означает брать на себя ответственность за выбор правильного решения в ответ на проблемы жизни и выполнять задачи, которые она постоянно ставит перед каждым человеком».

Мало кому приходится попасть в столь ужасные и экстремальные условия, но каждому из нас даны способности, умения, таланты и черты, которые мы, строго говоря, ничем не заслужили. И каждый из нас оказывается в обстоятельствах, которые призывают к действию, будь то бедность, страдания, нужды семьи или возможность что-то донести до людей. Эти обстоятельства предоставляют нам возможность использовать то, что нам дано.

Чтобы найти свое призвание, нужно уметь видеть и слышать. Тогда получится понять, какую задачу ставят перед вами обстоятельства. Как говорит Мишна, одна из священных книг иудаизма, «не по твоим силам завершить работу, но не волен ты уклоняться от ее выполнения».

Призвание

У Франкла, как и у Перкинс, было призвание. Призвание – это не профессиональный путь. Человек, выбирая профессию, оценивает варианты и возможности для роста. Выбор профессии – это поиск финансовых и психологических преимуществ. Если ваша работа или профессия вас не устраивает, вы ее меняете.

Призвание не выбирают. Оно приходит само. Как правило, человеку кажется, что у него не было выбора, что если бы он не занялся этим, его жизнь повернулась бы совершенно иначе.

Иногда призвание приходит с потрясением. Фрэнсис Перкинс стала очевидицей пожара на швейной фабрике и была возмущена тем, что продолжает существовать подобный порядок вещей, нарушающий нравственный закон мироздания. Иногда призвание приходит с действием. Например, человек берет в руки гитару и в этот момент понимает, что он музыкант. Дело не в том, что он играет на гитаре, а в том, что он по своей сути гитарист. Иногда призвание открывают строки из Библии или литературных произведений. Летним утром 1896 года Альберту Швейцеру [31] попался на глаза библейский стих: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее». В этот момент он понял, что призван оставить успешную карьеру теоретика музыки и органиста, заняться медициной и лечить людей.

31

Альберт Швейцер (1875–1965) – немецкий и французский протестантский теолог, философ культуры, гуманист, музыкант и врач, лауреат Нобелевской премии мира (1952).

Человек, который обрел призвание, сражается за гражданские права, борется с болезнями, пишет великий роман или управляет гуманитарной организацией не потому, что это сулит ему определенные выгоды. Он руководствуется причинами более глубокими и возвышенными, нежели практическая польза, и держится за свое призвание тем крепче, чем больше возникает трудностей. Швейцер писал: «Любой, кто собирается творить добро, не должен ждать, что другие будут убирать камни у него с пути, он должен смиренно принимать свою участь, даже если ему наваливают новые камни на дорогу. Только та сила, которая перед лицом препятствий становится мощнее, способна победить» [32] .

32

Leading Lives That Matter: What We Should Do and Who We Should Be / Mark R. Schwehn, Dorothy C. Bass, eds. Eerdmans, 2006. P. 35.

Подобная идея призвания противоречит логике, которая преобладает в наши дни. Призвание – это не удовлетворение своих желаний и потребностей, как от нас того ожидают современные экономисты. Призвание – это не поиск счастья, если под счастьем понимается хорошее настроение, приятные жизненные переживания или отсутствие борьбы и боли. Человек становится орудием для решения поставленной перед ним задачи. Александр Солженицын, считая себя орудием в борьбе с тиранией, сформулировал это так: «Я чувствую себя счастливее, увереннее оттого, что думаю, что мне не надо планировать и управлять всем самому, что я только меч, заостренный, чтобы поразить нечистые силы, зачарованный меч, который рубит и рассеивает их. Дай Бог, чтобы я не сломался от удара! Не дай мне выпасть из руки Твоей!»