Путь к океану

Тренев Виталий Константинович

Невельской полагал, что он - немолодой уже, незаметный, рядовой труженик и не за что полюбить его такой очаровательной девушке. С его отъездом Катя найдет себе мужа среди блестящей свиты Муравьева и навсегда уйдет из его жизни, оставив светлое воспоминание и грусть неразделенной любви. Образ Кати и чувство к ней, горькое, щемящее сердце, сливались у Невельского с тревогой за любимое дело.

Опять дорога, тяжелая и опасная, по весенней распутице через пустынные места, болота, разлившиеся реки, труднопроходимые горы. Далекий путь длиною в 1100 верст от, Якутска до Аяна (путь от Иркутска до Якутска по рекам не шел в счет) показался бы трудным путешествием многим закаленным исследователям, а между тем в течение почти двухсот лет это была обычная дорога офицеров, матросов, солдат, тысяч и тысяч русских людей,

мужчин и женщин. По этому пути туда и обратно двигались люди, сетуя на неудобства дороги, но нисколько не считая эту поездку на край света за "путешествие", а тем более за подвиг, за нечто из ряда вон выходящее. Они служили свою службу. Они ехали по "казенной надобности" - вот и все. А другие их современники ехали по иным бесчисленным дорогам России, делая государственное дело по разумению своему и блюдя "казенный интерес" по мере своих способностей и чести.

В Аяне, приняв команду в 25 человек на транспорт "Охотск", Невельской отправился в залив Счастья. Несколько дней плавания, и вот на горизонте, почти сливаясь с морем, показались невысокие берега. Транспорт, лавируя, подходил все ближе. Уже невооруженным глазом можно рассмотреть песчаные отмели, буруны у берега, серые, с землей сливающиеся юрты гиляцкого селения у опушки темного леса.

Низкое серое небо, серое море. На берегу появились люди. Загремел якорь, матросы разбежались по реям, убирая паруса. От берега через буруны к судну уже двигалась байдарка. Скоро она приблизилась к борту, и на палубу поднялся обветренный, обожженный зимними морозами Орлов. С ним были здешний уроженец гиляк Позвейн и верный Афанасий. Невельской радостно встретил почтенного штурмана и его молчаливого спутника, не расстающегося со своим старым ружьем, скрепленным какими-то проволочками и самодельными заклепками. Афанасия и Позвейна поручили заботам боцмана, а Орлова Невельской повел в кают-компанию.

– Ну, дорогой Дмитрий Иванович, рассказывайте скорее, как зимовали, какие новости?
– нетерпеливо спрашивал Невельской, усаживая дорогого гостя.

– Отправились мы из Аяна двадцать третьего февраля, на сорока оленях, - начал Орлов, набивая трубку.
– Со мной пошли Афанасий и еще два проводника. До Уды шли хорошо, а потом снега стали одолевать. У верховьев реки Мухтель снег лежал до десяти четвертей. Олени поизнурились, и сам я того... приболел... Десять дней не мог двигаться как следует, перемогался, да толку было мало. А тут снега глубокие, убоистые. Олени вовсе попристали. Словом, на Амур ко вскрытию реки не поспели...

В первом гиляцком селении у реки Коль жители сообщили, что прошлым летом приходило с юга еще какое-то судно, кроме "Байкала". Мерило, по их словам, море и землю.

Орлов рассказал о своих исследованиях залива Счастья и путей с него на Амур.

– А не прикидывали, Дмитрий Иванович, где бы поставить на первое время военный пост и батарею?

– По собранным сведениям, на этот предмет лучшим местом будет мыс Куегда. Здесь Амур всего в милю шириною, неподалеку впадает река Личь, единственная, по которой есть береговое сообщение с гаванью Счастья, - не далее шестидесяти - семидесяти верст. В селении Куегда гиляки подтвердили мне сведения о том, что с юга приходило судно и плавало по лиману до селения Погоби. Экипаж судна делал гилякам разные притеснения, и я должен был заверить их, что судно не русское и мы отныне их от иностранцев защитим.

Вместе с Орловым Невельской осмотрел отмелистые, покрытые суровым хвойным лесом берега залива Счастья. На восточной стороне залива возвышалась песчаная "кошка"34. Это единственное место, к которому могли подходить суда. 29 июня 1850 года Невельской основал здесь первое русское селение и назвал его "Петровским".

Геннадий Иванович отлично понимал, что Петровское не может способствовать укреплению русского влияния на Амуре. Оттуда невозможно было следить за устьем реки, за южной частью лимана и за прибрежьем Приамурского края. Прежде чем представился бы случай достигнуть из Петровского указанных мест, иностранцы, пришедшие с юга, легко могли утвердиться на Амуре, И, наконец, еще одна причина заставляла Невельского решиться пренебречь строгим наказом властей не касаться Амура: короткое время для навигации в заливе Счастья. До конца июня этот залив бывает закрыт льдом,

и поэтому зимовье, как порт, большого значения иметь не могло. Нелегко было решиться снова нарушить данную инструкцию. Еще не забылись - да и не могли забыться - оскорбления и угрозы, которым подвергся Невельской за свои смелые исследования, сделанные хотя и согласно инструкции, но до ее получения в собственные руки. Однако выбор между личным благополучием и государственной пользой не мог заставить Невельского колебаться. Как только наладились работы в Петровском зимовье, он взял с собой шесть человек вооруженных матросов, переводчиков Позвейна и Афанасия и на шлюпке, снабженной однофунтовым фальконетом, по северному каналу отправился на Амур, касаться которого ему строжайше запрещалось. Невельской намеревался исследовать, нет ли близ устья реки более удобной местности для зимовки судов; проверить сообщения Орлова о состоянии южной части лимана; узнать, не появлялись ли в Татарском проливе иностранные суда и не подходят ли они к лиману, а главное - немедленно и решительно принять меры для реального утверждения прав России на Амур.

Отправляясь из Петровского, Невельской оставил Орлову следующее распоряжение:

"К 1 августа на оленях, горою, прислать на мыс Куегда 2-х матросов с топографом, которые и должны там ожидать до 10 августа; если же к этому времени я туда не приду, то принять энергичные меры к нашему разысканию. Если все поиски останутся тщетными, - донести в Аян генерал-губернатору и, оставив при себе на зимовку транспорт в Петропавловске, продолжать действовать согласно высочайшей воле и ожидать дальнейших распоряжений от генерал-губернатора".

Первого июля шлюпка вошла в реку и направилась вверх вдоль лесистого, возвышенного правого берега Амура.

День был солнечный и почти без ветра. Сидя на корме шлюпки, Невельской вглядывался в пустынные гористые берега. Когда стало смеркаться, остановились для ночевки. Поужинали у костра и, выставив часового, пытались заснуть, но комары и гнус не давали сомкнуть глаз. С рассветом пошли дальше и к вечеру расположились на ночлег неподалеку от гиляцкого селения. Вскоре возле палатки Невельского столпились гиляки с женами и детьми. Геннадий Иванович обходился с ними ласково, Позвейн с Афанасием были переводчиками. Три гиляка, чем-то неуловимым отличаясь от остальных, держались особняком, покуривая свои трубочки и внимательно слушая. Афанасий что-то спросил, указывая на них, и, получив ответ от старого гиляка, обратился к Невельскому:

– Вот эти люди не отсюда есть, - сказал он.
– Это люди с Сахалина-острова. Они тут приехали торговать мало-мало.

Невельской расспрашивал сахалинских гиляков об их жизни, о том, не платят ли они кому-нибудь ясак и не приходили ли к ним чужие корабли.

Сахалинцы отвечали, что ясак они никому не платят, а корабли бывают китобои - и больно их обижают: отнимают даром, что хотят, к женщинам пристают.

Невельской узнал также, что этой весною приходили с юга два больших военных корабля. Один с 20 пушками, а другой с 14. Они пришли еще до вскрытия лимана, пробыли полтора месяца и "мерили воду и землю".

Смеркалось. Луна поднялась над пустынными берегами, и золотая дорожка побежала, поблескивая, по темным водам широкой реки.

– Хватит на сегодня, - сказал Геннадий Иванович, закрывая тетрадь, в которую он при свете фонаря записывал услышанное.
– Спать надо. Скажи им доброй ночи, Афанасий.

Невельской поднялся по Амуру почти на 120 верст от устья, все время ласково и приветливо встречаемый гиляками, обещая им от имени России помощь и защиту от всех их притеснителей и врагов. Позвейн снабжал экспедицию рыбою, а Афанасий, отпущенный однажды на охоту, убил из своего удивительного ружья лося и по частям приволок его к лагерю.

Из всех собранных сведений становилось несомненным, что никакого китайского правительственного влияния в этих местах нет и в помине. Сведения графа Нессельроде о китайских флотилиях и крепостях на Амуре оказались мифом. Правда, на Амуре бывали маньчжурские купцы, торговавшие с гиляками, но еще ни одного пока не встретил Невельской. Они не жили здесь оседло, а только наезжали на время для своих коммерческих операций. Гиляки жаловались на их недобросовестность и на то, что они увозят с собою гиляцких женщин и продают их в Маньчжурии.