Путь к сердцу герцога
Шрифт:
Чарли слегка улыбнулся.
— Не стоит слушать сплетни, сэр.
Губы графа искривились в ироничной ухмылке.
— Но согласитесь, до чего же приятно! Ни один фарс не сравнится с причудами жизни!
— Разумеется. И относиться к этим причудам нужно не иначе как к фарсу. Часто в сплетне не меньше воображения, чем в самой лучшей драме.
— И все же, подобно драмам, сплетни нередко основаны на реальных событиях.
Пикировка явно доставляла графу Уорли извращенное удовольствие.
— Или, как в вашем случае, на предположении, — парировал Чарли, устав от хождения вокруг да около. — Давняя история, напичканная угрозами и шантажом.
— Что
— И все же вы ни разу не подписались. Осмелюсь заверить, что если бы не потрудились скрыть собственное имя, то немедленно получили бы ответ.
Уорли усмехнулся.
— Полагаете, я старался сохранить инкогнито? Думаете, не хотел, чтобы вы поняли, кто именно писал эти письма? Если так, то утверждения сплетников правдивы, а вы действительно глупы и недальновидны. — Он подался вперед, и напускное добродушие мгновенно утонуло в потоке ненависти. — Нет, я хотел чтобы ты все знал, щенок! — воскликнул он в ярости. — Не думал, конечно, что догадаешься так не скоро — даже ты, — но никогда не собирался от тебя скрываться.
— В этом случае не следовало писать отцу, — не остался в долгу Чарли. — Он молчал больше года. Если мечтали помучить меня, то знайте, что достигли цели лишь после смерти герцога, когда мы с братьями разобрали его бумаги.
Уорли прищурился.
— Признаю: действительно просчитался. Думал, что дотошный Эдвард все разнюхает, вытащит историю на поверхность и потребует немедленного ответа. С восторгом понаблюдал бы, как Дарем вырабатывает план мести.
— Вы недооценили и самого герцога, и моих братьев. Дело в том, что все мы — каждый по-своему, но оттого ничуть не меньше — сыновья своего отца. — Чарли развел руки в открытом, беззащитном жесте. — Например, вы видите, что я без малейшего сомнения готов высказать в лицо человеку все, что думаю, и не посылаю несведущих, ни в чем не повинных людей на почту отправлять свои грязные пасквили.
Уорли ядовито ухмыльнулся.
— Ах, бедный мистер Скотт. Он все-таки признался.
— Нет, я сам догадался, — невозмутимо уточнил Чарли. — Но вот каким образом вам удалось выяснить, что Эстер Суэйн и есть Дороти Коуп? — Это звено логической цепи до сих пор отсутствовало в его сознании.
Граф насмешливо вскинул брови.
— О, действительно! Разумеется, вы ни за что бы не поверили, что отец ухаживал за простой девушкой из Меллза. Должен признаться, что это было не больше чем наитие, однако в нем заключалось рациональное зерно. Ну а дальше все просто: отправил своего человека, чтобы тот задал несколько вопросов, и он разыскал старого Джереми Скотта. Право, источник оказался куда богаче, чем я предполагал. Годы, конечно, притупили память, но бутылка крепкого портвейна помогла оживить мысли и развязать язык — настолько, что приятель даже сознался в сомнительности собственного брака. Он так долго хранил свой секрет, что был рад наконец-то облегчить душу. Оказалось, что Дарем действительно женился на шлюхе! Удивительно, до чего способен дойти мужчина ради достижения заветной цели.
Кулаки Чарлза сжались сами собой. Чтобы сохранить видимость спокойствия, потребовалось немалое волевое усилие. Уорли наслаждался каждым мгновением грязного спектакля, и Грэшему не терпелось стереть с самодовольного лица выражение триумфа. Он опустил руки.
— Несомненно — и это подводит меня к непосредственной цели визита. Я сожалею о флирте с леди Уорли.
При упоминании имени жены граф поморщился. Лицо потемнело, а губы снова искривились —
— Вы всю жизнь по ней сохли, не так ли? И все эти годы оба ждали моей смерти. Овдовев, леди Уорли наконец-то стала бы герцогиней Дарем, как мечтала с юности. Меня всегда интересовало, действительно ли вы превратились в ее раба, как она нередко хвалилась. Мне она досталась девственницей, а это означает, что вы плясали под ее дудку… собственно, как и я сам.
Пораженный до глубины души, Чарли с трудом обрел голос.
— Я ни разу не встречался с вашей супругой, — ответил он так же резко. — Да, когда-то, давным-давно, действительно хотел жениться, но получил отказ. Отец не дал согласия на брак, а Мария не сочла возможным бежать со мной и венчаться тайно. Она уехала в Бат и вышла замуж за вас. Больше я ее не видел до… — Грэшем умолк.
Уорли смерил его взглядом, в котором ненависть уступила место каменному смирению безысходности.
— До той ночи? Почти готов поверить.
Та ночь. Единственная проклятая ночь три года назад, когда он встретил Марию в Лондоне, на балу. Полупьяный и шальной, снова поддался жгучей страсти. Хотел ограничиться смелым флиртом, чтобы успокоить раненую гордость и показать ей, что могло бы быть, если…
Положение красивого богатого наследника давало фантастические преимущества: с полдюжины светских красавиц были готовы убежать с ним прямо с бала. Но Чарли видел только ту, которая отказалась это сделать, и через весь зал направился к ней. Мария все еще была хороша собой и по-прежнему отбивала ритм носком туфельки, но когда он поклонился, замерла от изумления.
— Это и правда вы? — спросила она едва ли не со страхом и тут же расплылась в радостной улыбке. — Да, так и есть. О небеса, это действительно вы!
Дальше события развивались стремительно. Брак ее оказался несчастным. После рождения четырех дочерей и трех неудачных беременностей Уорли окончательно разочаровался в супруге. Держал ее в Апперкоме почти в заточении, а в Лондон вывозил не чаще чем раз в два года, да и то ненадолго. Вел себя грубо и постоянно требовал сына. Срывающимся от сдавленных рыданий голосом Мария призналась, что горько сожалеет о своем отказе, что с того ужасного дня не знала ни минуты счастья и никогда не переставала любить Чарли, хотя была вынуждена покориться холодному суровому супругу. Ее исповедь прозвучала историей одиночества и отчаяния. Чарли поддался обаянию прошлого, настоянному на винных парах, и поверил каждому слову.
Часы летели, крепкие напитки текли рекой, а Мария упорно изливала свои беды и страдания на благодатную почву уязвленной гордости. Наконец, ближе к полуночи, граф Грэшем взял леди Уорли за руку, увлек в укромный уголок, поцеловал и торжественно объявил, что готов защитить и избавить от трагической доли. Она, в свою очередь, крепко сжала его ладонь; сообщила, что муж в отъезде, и пригрозила, что, если Чарли не проведет с ней хотя бы одну-единственную ночь, сердце ее разобьется навсегда. Он сразу же согласился.
Нелепость собственных действий лорд Грэшем осознал уже следующим утром. Открыл глаза, увидел, что лежит в чужой постели с чужой женой, и горько пожалел о том, что согласился проводить ее до дома. Репутация лорда Уорли не сулила ни легкого прощения, ни скорого забвения. По сравнению с возможными последствиями все прежние скандалы могли показаться не больше чем детскими шалостями. А когда Мария проснулась и начала бормотать что-то насчет новых встреч и даже возможности развода с мужем, сомнений не осталось: произошла ужасная, непростительная ошибка.