Путь к спектаклю
Шрифт:
(“Ромео и Джульетта” У.Шекспира
Перевод Т. Щепкиной-Куперник)
Ленка. У тебя лицо положительного героя. Ты мог бы играть ковбоя в “Великолепной семерке”… Вообще, знаешь, ты мне нравишься… (“Верхом на дельфине” Л. Жуховицкого).
Цыганов. Едете со мной? В Париж? Подумайте – Париж! Маркизы, графы, бароны – все в красном. И у вас будет все, что вы захотите... я все дам... (“Варвары” А.М.Горького).
Васильков. Откровенность за откровенность. Вы мне сказали, что не любите меня, а я вам скажу, что полюбил вас, прежде, чем вы того заслуживали. Вы должны тоже заслужить мою любовь, иначе, я не
Присыпкин.
Я, Зоя Ванна, я люблю другую,
она изящней и стройней,
и стягивает грудь тугую
жакет изысканный у ней.
(“ Клоп” В.В.Маяковского)
Эти слова о любви сказаны разными героями, в разных пьесах, в разные эпохи, в разных обстоятельствах. Кто бы, где бы и когда бы ни говорил о любви – об этом вечном чувстве, – каждый раз это говорится по разному. Гаврила, Ферхад, Присыпкин, Васильков, Цыганов, Сергей, Ленка, Джульетта – каждый любит по своему. Васильков страдает от сознания, что Лидия не отвечает на его чувство, однако он никогда не потеряет голову и не выйдет из бюджета: дело – прежде всего! Джульетта не боится вражды родителей, она отметает лицемерную стыдливость перед охватившей ее страстью, а Ленка Волкова – практикантка-журналистка из современной пьесы стыдится говорить о любви и прикрывает свои истинные чувства иронией.
Режиссер знакомится с населяющими пьесу людьми – действующими лицами. Ему необходимо как можно ближе узнать их, понять особенности их характеров. Иногда режиссеру и исполнителю подсказывает автор в своих комментариях, как Н.Гоголь или Б.Брехт, иногда помогает автор своей биографией, как Хикмет в “Легенде о любви”. Как быть с современными пьесами? Прежде всего, нельзя ставить спектакль о колхозниках, военных, летчиках или моряках, студентах и т.д. Профессия – только предлагаемые обстоятельства для раскрытия характера человека, где бы он ни трудился. Мы бичуем не управдома или зав. отделом, а равнодушие. Оно есть не только у управдома, но и у инженера, писателя и даже у партийного или государственного чиновника. Когда-то в театральном мире существовали так называемые “ведомственные” театры при разных министерствах. Тогда в Театре Санпросвета шел “Мнимый больной” Мольера – о мнительности, “Западня” 3оля – о пьянстве. Тогда “Отелло” должен был идти в военных театрах – Отелло – генерал, Яго и Кассио – офицеры... “Бронепоезд 14-69” Вс.Иванова шел бы не во МХАТе, а в Театре Транспорта (ныне Театр им. Гоголя), что однажды и произошло.
Человек существует во времени. Перенос героев Шекспира в современную обстановку, облачение их в современные костюмы уже обсуждены и осуждены. Важно понять, что же в их характерах может заинтересовать сегодняшнего зрителя.
Современная драматургия требует не только изучения жизни, иногда актеры, ссылаясь на совершенно справедливые жизненные наблюдения и свой личный опыт, – о, это опыт! – на все случаи жизни, нивелируют видения автора, подтягивая, вернее, опуская автора до себя.
Подмена логики мышления действующего лица своей собственной логикой – вот здесь кроется одна из главных причин потери в спектакле лица автора, однообразие актерских работ.
Печальный, но не поражающий необычностью случай на репетиции шекспировской трагедии в МТЮЗе.
Молодой актер репетирует роль Ромео. Он страстен, романтичен. Он воодушевленно рассказывает о своей любви к Розолине. Все гладко. Но вот – сцена на балу. Встреча с Джульеттой – удар молнии! – и они полюбили друг друга на всю жизнь. Даже смерть не может их разлучить. И… здесь заминка. Не получается. В чем дело? Актер не понимает, как можно влюбиться на всю жизнь с первого взгляда. Он не верит шекспировской логике, которой наделен Ромео. Ему надо было бы познакомиться с понравившейся ему девушкой поближе, узнать ее взгляды на жизнь, так сказать, обстоятельнее поговорить, узнать успехи в учебе и общественной работе. Вот
Как часто актер, исполняющий отрицательную роль, всячески демонстрирует свое несогласие с логикой своего персонажа, как бы подмигивая зрителю, указывая не неверный образ мыслей персонажа. И почему-то потом удивляется, получив критические отзывы в свой адрес.
Итак, постижение лица автора начинается тогда, когда режиссер может разговаривать с действующими лицами – если бы они оказались рядом с ним – на одном языке, с взаимопониманием. Это и определит дальнейшую работу по распределению ролей – одно из самых серьезных испытаний в многотрудном процессе формирования замысла. Новое прочтение пьесы начинается прежде всего с принципиального распределения ролей, основанного на острой современной мысли. Идея, сверхзадача спектакля прежде всего через человека. Только свое, я бы сказал, влюбленное видение режиссера, особенно, если герой – наш современник, глубокое проникновение в суть его мыслей, чувств, метаний – основа понимания образа. “Авторский человек” – так назовем персонаж пьесы – начинается с его глаз: как он смотрит на мир, что он видит и как выражает свое видение. Взаимоотношения героя с другими действующими лицами, со всем окружающим миром, речевая характеристика, пластика – мизансцена тела, характер темперамента, паузы во время пребывания на сцене – зоны молчания, внутренние монологи – все богатство современного актера, требующее отдельного серьезного разговора и не являющееся предметом сего труда – направлено на выявление замысла в данной пьесе, данного автора.
Заложен первый камень в здание замысла.
Как спокойно жилось в театре в прошлом, ХХ-м, и особенно в позапрошлом веках – сразу становилось ясным, что ставим: драма, водевиль, мелодрама, даже трагедия! В жанре автор – драматург ярче, определеннее всего выражает свое лицо, свое видение мира. В определении жанра особенно мощно выявляется и индивидуальность режиссера, его творческое своеобразие.
Новое время – новая литература – не терпят простых и ясных жанровых разграничений – “исторически устойчивой формы композиционной организации художественного произведения” – как написано о жанре в эстетическом словаре. Самая примечательная черта нового искусства – это взрыв старых жанровых определений. И идет это от миропонимания.
Казалось бы, и Константин Симонов, и Владимир Астафьев, и Юрий Бондарев пишут о войне. И каждый раз война предстает пред нами по новому, в новых героях, в новых жанровых решениях. Особенно интересно то, что все они воспринимают прошедшие события через романтическую призму воспоминаний. И у всех разное качество романтики. Симонов больше видит войну как тяжелый и ответственный ежедневный труд, Астафьев – через трагические краски, Бондарев – философски осмысливает рождение новых характеров, рождение нового поколения. Ему близка судьба молодых людей, только что, почти со школьной скамьи, пришедших на фронт. Все трое, а есть еще прекрасные писатели, как, например, Борис Васильев, прекрасно знают быт войны, подробности и каждый в своих произведениях отражает иные черты военного быта, иные подробности.
Как хорошо, когда автор сам расшифровывает свое авторское понимание жанра. Алексей Арбузов “Этот милый старый дом” назвал – водевиль-мелодрама. Владимир Маяковский на вопрос, почему он назвал “Баню” драмой, сказал: “А это чтоб смешнее было, а второе – разве мало бюрократов и разве это не драма нашего Союза?” Стоит задуматься, почему прозаическое произведение Н.Гоголя “Мертвые души” названо автором поэмой, а “Евгений Онегин” Пушкина – роман? Казалось бы, все наоборот! Украинский драматург М.Стельмах определил жанр “Заколдованного ветряка” как “трагедию – гимн людям, для которых не зря светило солнце”.