Путь к вершине

Егоров Владислав Викторович

— Давай эвкалиптом! — гудит большинство, и посрамленные «славянофилы» принуждены — куда денешься? — обонять противный их естеству чужеземный аромат.

Но, будучи мучениками идеи (а у каждой идеи, даже самой невинной, есть свои мученики), они не сдаются, а лишь меняют тактику. Учитывая, что «западники» любят поспать, «славянофилы» начинают вставать с петухами и первыми занимают парную. Когда поклонники эвкалипта приходят в баню, там стоит такой квасной дух, что его приходится вышибать не меньше часа. На этой почве снова возникают междоусобицы, разброд и перебои с пивом.

Но все обходится без потасовки, потому что

в одно прекрасное утро возвращается амнистированный Яша. С его приходом банная демократия вступает в свою высшую фазу.

Яша начинает с того, что изгоняет всех из парилки и силами добровольных помощников устраивает там генеральную уборку с мытьем полка и пола и протиранием стен мокрой тряпкой. Затем следуют проветривание и основательная просушка помещения, после чего дверь надолго закрывается — Яша самолично совершает таинство поддачи. А парок он, как мы уже видели, умеет наладить.

— Чем это вы поддавали? — блаженно зевая, вопрошает график Инин.

— Мятой и чуть-чуть ромашки, — объясняет Яша.

— Ох, хорошо! — постанывает график. — Жаль, что я не скульптор. Я бы изваял ваш торс, Яша, и установил его на родине героя. У вас так поддают? Где ваша родина?

— Тайга — моя родина, — смущенно отвечает Яша, переминаясь с ноги на ногу (на левой стопе четко читается «бог создал вора», на правой — «а черт прокурора»).

— Молодец, Яша. Ну просто фельдмаршал Кутузов! — вступает в разговор уже упоминавшийся выше старец средних лет.

И старец, пуская слюни умиления, пытается облобызать Яшину поясницу.

Отрадно, что со времен Владимира Красное Солнышко сохраняет свою жизнестойкость замечательное свойство характера наших соотечественников — говорить друг другу комплименты. Кажется, обюрократился вконец человек, заплесневел в своих входящих и исходящих, слова-то от него живого не услышишь, только «в целях дальнейшего» да «тем не менее имеются», а вот подвернулась возможность поприветствовать заслуженного товарища, и такой теплый эпитет отыщет, такое сравнение подберет — только руками разведешь и с невольной завистью подумаешь: «Эк, его разобрало, однако!»

В свою очередь лица, принимающие эти воздаяния, клюют на них при всей своей исключительной скромности. Понимает тот же Яша, что хотя парок и правда делает он отменный, однако до Кутузова ему еще ой как далеко, что это просто старец поэтическую гиперболу подпустил, понимать-то понимает, но природная застенчивость не позволяет возразить, и предложи ему сейчас фельдмаршальский мундир — не сможет отказаться. Но не будем строги к Яше, ведь и ты, читатель, подвернись случай, не отказался бы от оной спецодежды. И носил бы ее с подобающим достоинством и, глядишь, через неделю-другую уверовал, что это именно ты выиграл Бородинское сражение, а там, чего доброго, принялся бы и за сооружение персонального пантеона, который неблагодарные потомки за ненадобностью переделают в кафе-мороженое «Айсберг».

Тут автор снова поймал себя на мысли, что его занесло куда-то в сторону. «Ну при чем здесь Бородинское сражение? — совершенно справедливо может обидеться вдумчивый читатель. — Какое оно имеет отношение к сюжету? Да, кстати, а где сюжет-то? Уж сколько страниц я отмахал, а его все нету».

Что на это ответить? Случается порой русскому человеку впасть в такое расположение духа, когда он понимает, что поступает несообразно с обстоятельствами, а сам знай гнет свою линию,

хоть кол ему на голове теши. Вот и автор чувствует, что уже многие с досадой захлопнули этот мемуар, так до сих пор не обнаружив в нем никакого действия, и что еще одно подобное лирическое отступление — и вообще не останется у него читателей, но все равно не может удержаться, чтобы не привести пару примеров, опять же не имеющих отношения к сюжету, однако в известной мере могущих проиллюстрировать упомянутое состояние духа, которое несколько грубовато определяется как «попала шлея под хвост».

Так вот, в нашем главке исполнял обязанности заведующего лабораторией юношеских разочарований в подотделе коварства и любви некто Салопов Борис Тихонович. Отличался он редким усердием, аккуратностью и постоянной готовностью претворять в жизнь любую мысль сверху. Таких вышестоящее начальство характеризует как образцовых работников, а подчиненные между собой называют «занудами». Но как ни называй, а одного у них не отнимешь — на службе «зануды» самый надежный народ, потому как не делают ошибок. И вдруг узнаем: от Бориса Тихоновича жена уходит. Вот тебе и чистюля, докатился до бытового разложения. Поговорили с ним в узком кругу. Ничего путного не добились.

— Сам, — говорит, — не знаю, почему уходит. Как супруг я зарекомендовал себя положительно: имею хорошую зарплату, казенную дачу, скоро должен защитить кандидатскую диссертацию, после работы домой на машине привозят, — значит, гордиться можно перед соседями. Я не пью и не курю и принципиальный противник супружеских измен ввиду их негигиеничности.

— А может, у вашей супруги на стороне кто завелся? — напрямик спросил не отличающийся деликатностью член месткома Пятрас Осипович Трубадурский.

— В том-то и парадокс, что никого у нее нет, — уныло ответил пострадавший.

— Дело ясное, что дело темное, — заключил председатель жилищно-бытовой комиссии Шалва Акакиевич Дзодзуашвили.

Пришлось передать этот вопрос на рассмотрение Евсею Виссарионовичу Лукоеду. Вызвал он сначала Салопова, но тот все одно твердит: «Хотите — казните, хотите — помилуйте, а бытового разложения не допускал и почему жена уходит — не знаю».

Пригласил тогда Евсей Виссарионович супругу разложенца. Осторожно поинтересовался у нее, не ведет ли гражданин Салопов, так сказать, двойную жизнь — на службе образцы героического труда показывает, а в домашней обстановке феодал феодалом. Или, может, попивает втихую — такое, что греха таить, частенько случается с руководителями низшего звена.

— Нет, — говорит жена. — И не пьет он, и не феодал, и зарплата у него хорошая. А только очень уж мне противно стало смотреть на его лысую рожу. Невмоготу.

С тем и ушла.

— Если попала бабе шлея под хвост, тут уж ничего не поделаешь, — резюмировал Евсей Виссарионович и отдал распоряжение подготовить приказ о переводе Бориса Тихоновича в подведомственный нам НИИ выяснения взаимоотношений.

Аналогичная шлея омрачила судьбу бывшего сотрудника нашего отдела Саши Лепешина. Как-то раз он нарушил, по мнению сотрудника ГАИ, правила уличного движения. Будто на грех, Саша был в трезвом состоянии и, наверно, поэтому начал «качать права». Сколько ни уговаривали его плюнуть на это дело, он ни в какую. И столь рьяно упорствовал, что в конце концов на год лишился прав (в том числе и гражданских) на основании статьи 129 УК РСФСР…