Путь Ками
Шрифт:
В панике захлопав крыльями (аватар был на мне), кое-как мне удалось уйти из-под удара. Ну, почти удалось: пронесшись внизу со свистом, острый клинок безжалостно отсек мне голубые кончики хвостовых перьев. Прежде, чем меч вернулся, я поспешил принять человеческий облик и, еще в воздухе прокричав:
– Вика, это я, остановись! – рухнул вниз.
Упал, кстати, удачно – аккурат на соломенный тюфяк.
– Артур?! – описав в воздухе дугу, Муракумо-но Цуруги подлетел к моей шее, но в последний момент замер. – Хвала Небу! А то я уже подумала…
– Как ты меня обнаружила? – перебил я сестрицу. – Я же под Невидимостью!
– В самом
– Раньше ты и Проснувшейся не была, – заметил я. – Впрочем, и он не относился к классу Эпик-плюс, – именно так сейчас значилось в Свойствах Викиного меча.
– Да, он изменился, – кивнула сестрица. – Как раз когда… Владимир Александрович же убит, ты в курсе? – дрогнувшим голосом спросила она.
– Ушел, – «на автомате» поправил я. Именно это слово предпочитал сам Сэнсэй.
– Ушел, – не стала спорить Вика. – Навсегда ушел… Это Ивасаки его убил, – резко вскинув голову, выпалила девочка. – А потом… А потом я убила Ивасаки! – будто бы с вызовом добавила сестрица.
– Что? – оторопел я. – Ты убила Ивасаки? Как? Когда?
– Во Дворце. Разрубила напополам! А потом каждую половину – еще напополам! А потом… – она умолкла, будто воздухом захлебнувшись. По щекам ее хлынули слезы – подобно неписям, Проснувшиеся игроки способны плакать в игре. Спящим это, как правило, не дано.
Поспешно поднявшись с тюфяка, я подошел к сестре и крепко обнял ее за плечи. Вика уткнулась лицом в мое кимоно – только сейчас я заметил, что нахожусь в игре не в привычном белом каратэги, а в точной копии выданной мне в «Будокане» одежды. А может, и не в копии – в той же самой…
– А потом… – попыталась снова заговорить девочка сквозь рыдания.
– Не надо, – аккуратно погладил я ее по золотистой макушке. – Не рассказывай. И не вспоминай.
– Нет, – упрямо дернула Вика головой, отстраняясь. – Я должна. Владимир Александрович велел все тебе пересказать. С самого начала.
Продолжая сжимать в правой ладони рукоять Муракумо-но Цуруги, сестрица отошла от меня и опустилась на подушечку возле столика. Мне же повелительно указала свободной рукой на давешний тюфяк.
Поколебавшись секунду, я повиновался.
– Когда я днем пришла из клуба, то в зале застала Владимира Александровича со шваброй в руках, – заговорила Вика ровным – пожалуй, даже неестественно ровным – тоном. Однако глаза ее снова были сухими. – Он мыл пол. Я удивилась – это же обязанность учеников – и предложила помочь, но тренер отказался наотрез. Сказал, что должен сегодня оставить додзё в идеальном порядке – и это только его дело.
У меня перехватило дыхание, а Вика между тем продолжала:
– Я сдуру попробовала настаивать, но Владимир Александрович рассердился и велел мне идти переодеваться. Тут я вспомнила о папином звонке – он меня по дороге из клуба поймал – ну, про то, что тебя, типа, взломали. Тренер выслушал внимательно, даже тряпкой елозить на какое-то время прекратил, но в конце лишь сказал: понятно, мол, но теперь это уже неважно. И продолжил уборку. Ну, я пожала плечами и пошла в раздевалку. Переоделась в кимоно, – подобно большинству, сестрица
Ненадолго умолкнув, Вика, не поднимаясь с подушечки, перебросила Муракумо-но Цуруги из правой руки в левую – легко, словно тонкую палочку для еды – затем так же перекинула обратно – в задумчивости, кажется, даже не замечая, что делает.
– Отставив наконец швабру, Владимир Александрович велел всем переодеваться и разминаться, а нас с Машкой пригласил в тренерскую, – снова заговорила сестрица. – Провел через всю комнату – там, в самом конце, за занавеской оказалось зеркало…
Я машинально кивнул.
– Велел мне положить ладонь на раму. Я положила – левую: в правой у меня по-прежнему был боккен. «Стой так, что бы ни случилось, – сказал мне тренер. – Антонова, проконтролируй! – это уже Машке. – Смотрите сюда, – показал затем на зеркало, – и чтобы в зал отсюда – ни ногой!» Подумал немного и добавил, снова мне: «Зеркало не должно попасть в чужие руки! Когда… Когда все случится, сама поймешь, что нужно сделать!» Вот так! Я, честно говоря, грешным делом даже подумала, не тронулся ли наш Владимир Александрович кукухой ненароком! Теперь стыдно… – она снова замолчала, потупившись.
– Да, со стороны это, должно быть, выглядело нелепо, – попытался как-то ободрить ее я.
– Нелепо – не то слово. Ваще бред! Ну, я так подумала… Но в додзё же главное что? Дисциплина. Уставилась, как дура, на свое отражение… И вдруг гляжу: нету меня больше в зеркале! И Машки нету! И вообще не тренерская там уже вовсе, а основной зал! А на пороге какой-то плотный мужик в черном офисном костюме, вроде, японец. И за японцем тем – целая толпа других япошек, помельче и пожиже. А еще среди них затесались (не поверишь!) Иванов – ну, который Паскаль – и твой заклятый дружок Егор Черных!.. И все это перед нами с Машкой как на экране, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул я.
– Японец – это как раз Ивасаки был, только я тогда еще этого не знала – без поклона в зал прошел и прямо в ботинках – шасть по татами! Кто-то из разминавшихся пацанов к нему сразу шагнул и, судя по всему, замечание сделал – я по жестам поняла, звук через зеркало не шел. Ивасаки лишь слегка рукой повел – пацана нашего даже не коснулся – а тот просто кубарем полетел к стене. Тут Владимир Александрович говорит: «Все, дeвицы, мой выход. За мной не ходить – на вас зеркало!» И ушел в зал, плотно закрыв за собой дверь. Тут же на экране появился. Парой фраз они с Ивасаки обменялись – что говорили, не знаю. Потом японец соблаговолил разуться – ботинки с него кто-то из подручных стянул – небрежно так скинул пиджак, но остался в костюмных брюках и рубашке. Тренер – он, понятно, в кимоно был…