Путь Короля. Том 1

Гаррисон Гарри

— Да, государь, это неплохая работа. Но должен сказать, что с этим можно сделать еще кое-что, до чего они не додумались. Смотри, государь, — Удд понизил голос, хотя их никто не мог услышать, за фарлонг от них никого не было. — В чем у нас загвоздка с железом? Как его получить, правильно?

— Выковать, — сказал Шеф.

— Сколько дней уйдет у кузнеца, чтобы получить пятьдесят фунтов железа из руды, которой у него, скажем, в пять раз больше?

Шеф присвистнул, вспоминая долгие часы, проведенные в кузнице, когда он выбивал шлак из железа для своего первого меча.

— Десять, — предположил он. — Смотря по силе кузнеца.

— Поэтому кузнецы и должны быть сильными, — согласился Удд, оглядывая свое тщедушное тельце. — Мне бы нипочем не сделаться

кузнецом. Но вот я и подумал, если мельница работает за сорок рабынь, женщин, так не сможет ли она работать за, скажем, двадцать кузнецов?

Шеф уже ощущал в мозгах знакомый зуд. Здесь потрудилось много умов, как это было при создании катапульты и взводимого воротом арбалета. Несколько жрецов Пути подумали о водяных мельницах. Несколько лобастых римлян оставили после себя шестерни. Шеф и его помощники заново построили катапульту. Услышав об этих вещах по отдельности, какой-то жрец Пути додумался, как все соединить и использовать силу потока для других дел. Теперь Удд приспосабливал эту выдумку для своих собственных нужд. Словно люди тоже были шестеренками, соприкасающимися друг с другом, один разум приводил в движение другой.

— Как можно каменным колесом молоть железо? — недоверчиво спросил он.

— Верно, господин, но мне пришло в голову вот что, — Удд заговорил еще тише. — Все всегда думают, что колесо вращает другое колесо. Но я подумал, а что, если нет? Если оно будет вращать штуку другой формы? И много, много большую. Смотри, вот здесь ось. Она поворачивает такую штуку. Штука поворачивается и в то же время поднимает вес, такой же тяжелый, как жернов. Только не жернов, а молот. Но когда дойдет до этого места — он перестает подниматься. Вместо этого молот падает. Действительно тяжелый молот, какой не поднять и шестерым кузнецам, будь они даже так сильны, как Бранд! Сколько тогда времени займет выковать пятьдесят фунтов железа? А как насчет пятисот фунтов?

Бледное лицо маленького человечка светилось от возбуждения, от изобретательского вдохновения. Шеф разделял его чувства, у него у самого руки чесались от желания попробовать.

— Послушай, Удд, — сказал он, стараясь не увлекаться, — я не понял, что это за штука должна подниматься и падать?

Удд энергично закивал:

— Именно об этом я и думаю каждую ночь на своей койке. Я прикинул, что нам нужно что-нибудь в этом роде…

На дощатом полу хижины, покрытом тонким слоем снега, наметенного от перекошенной двери, Удд начал рисовать поперечный разрез нового механизма. Через несколько секунд Шеф схватил еще одну соломинку и тоже принялся чертить.

— Если он поворачивается так, — приговаривал он, — тогда тебе нужно сделать желобок на рукояти молота, чтобы он не соскочил. Но почему это обязательно должно иметь форму молота?

Часом позже кузнец-жрец Торвин, возвращаясь со своего тайного совещания, увидел высокого короля и коротышку-вольноотпущенника, идущих заснеженной тропой и бешено размахивающих руками, рисуя в воздухе воображаемые машины. Одно мгновенье он разделял сомнения Вальгрима. Фарман и Виглик могли видеть в своих видениях Единого Короля. Но ни в одном видении и ни в одном пророчестве, он был в этом убежден, никогда не упоминался тщедушный, родившийся трэлем в чужой стране помощник.

Глава 10

В год от Рождества Господа нашего 867-й люди в скандинавских странах жили примерно одинаковые, но вот земля в этих странах была очень разная. Несмотря на столетия распрей, соперничества и войн, датчане, шведы и норвежцы гораздо больше были похожи друг на друга, чем на кого-либо еще. Однако плодородные пастбища датских островов и полуострова Ютландия разительно отличались от длинной береговой линии шведов на закрытой, не знающей приливов Балтике, и от иссеченной фьордами Норвегии с ее огромным, почти непроходимым горным хребтом Киль.

Уже тогда норвежцы шутили, что только у датчан высшей точкой страны может быть холм, не достигающий и двух тысяч футов, который называется при этом Himinbjorg, Небесная Гора.

А датчане говорили — если собрать вместе десять норвежцев, из них одиннадцать объявят себя королями и поведут друг на друга пятнадцать армий. Шутки были основаны на правде, географической и исторической. В Норвегии расстояния не были непреодолимы, вдоль побережья с его тысячью островов были проложены дороги, а в долгие зимы лыжники могли бегать по снегу быстрее лошади, скачущей галопом. И все же бывало легче два дня идти в обход по морю, чем лезть через отвесные скалы высотой до десяти тысяч футов. В Норвегии все-таки было проще размежеваться, чем объединиться. Тем более что на каждом из тысяч фьордов имелась корабельная верфь, и нетрудно было набрать в свой флот младших сыновей, которые ссорились из-за каждого акра отцовских наделов.

В этой стране маленьких королевств и недолгих союзов сорок лет назад жил-был король по имени Гутрот. Он царствовал в Западном Фолде, в земле, расположенной к западу от огромного фьорда, который ведет к городу Осло и отделяет основную часть норвежских земель от Швеции. Правил он не лучше, а то и хуже, чем его соседи и соперники — короли в Восточном Фолде, в Ранрике, Раумрике, Хедемарке, Хеделанде, Тотене, Акершусе и так далее. Его подданные, числом в несколько десятков тысяч, что составило бы население доброго английского графства, прозвали его Охотник, из-за его любимого занятия — умыкать женщин, увлечения трудного и опасного даже для короля в стране, где любой захудалый мужичонка мог похвастаться собственным копьем, топором и участием в полудюжине морских походов викингов.

Но Гутрот не унимался. И вот наконец его первая жена Турит, дочь короля Рогаландского, умерла, измучившись из-за измен мужа и связанных с ними неприятностей и убытков. Гутрот сразу же вознамерился жениться второй раз. Он положил глаз на дочь короля в маленьком соседнем королевстве Агдир, состоявшем из единственного городка и кучки деревень. Это была Аза, дочь Хунтьофа Сильного, девушка красоты несравненной. Гутрот надеялся, что ее красота сможет вернуть его в дни давно утраченной юности. Но Хунтьоф Сильный отказал Гутроту, добавив, что его дочь обойдется без того, чтобы обнюхивать постели других женщин в поисках своего мужа. Уязвленный отказом и оскорблением, Гут-рот совершил единственный за свою жизнь подвиг, достойный упоминания среди повседневных развлечений короля воинственного народа: он собрал своих людей и на лыжах совершил набег на соседний Агдир темной зимней ночью после праздника Юле, когда противник все еще спал под воздействием праздничного эля. Он убил Хунтьофа Сильного в честной схватке в дверях спальни, хотя нельзя отрицать, что Гутрот был полностью подготовлен, а Хунтьоф наполовину пьян и совершенно не одет. Затем схватил Азу, привязал к саням и так и увез к себе в Западный Фолд. Там жрецы справили свадебный обряд, и Аза волей-неволей попала в спальню.

Ее красота оправдала надежды Гутрота, и спустя девять месяцев родился их сын Хальвдан, позже прозванный Черным за цвет волос и за приступы гнева. Гутрот постепенно собрался с духом и перестал на ночь привязывать руки Азы к постели, зная, что женщина с ребенком, которого нужно пестовать, более чувствительна и меньше мечтает о мести. Но все-таки следил, чтобы нож, которым она чистит яблоко, не имел острия и способен был разрезать только мягкий сыр.

Однако он забыл, что женщина может распоряжаться мужчинами так же легко, как сама собою. Как-то темным вечером в праздник Юле, ровно через год после смерти отца Азы, Гутрот осушил огромный рог зубра, который держал на своем столе без подставки, чтобы пить пиво в один присест, и вскоре вывалился, шатаясь за дверь, чтобы помочиться на снег. И пока его рука шарила в штанах, пока он не успел еще облегчиться, из-за угла королевского дома выскочил молодой парень и, проткнув живот короля копьем с широким лезвием, тут же скрылся на лыжах. Гутрот успел еще рассказать о прощальном напутствии убийцы: «Кто убивает пьяных, должен всегда оставаться трезвым», и умер, все еще пытаясь опорожнить мочевой пузырь.