Путь летчика
Шрифт:
– Скорее, скорее!-в один голос кричали они.
Едва дотянув до аэродрома и по флагам определив направление ветра, я без традиционных кругов, камнем пошел на посадку.
Конечно, нас никто не встретил. Но когда мы рулили по аэродрому, из домиков выскочили зимовщики.
Нас окружили люди с радостными, возбужденными лицами.
– Готовились, готовились к встрече, - сознался запыхавшийся от бега начальник зимовки, - а вы прилетели так неожиданно, что вся торжественность пошла на смарку…
Когда схлынули первые восторги, нам натопили баню, и мы с удовольствием помылись. Мне
– Ничего, - промычал я сам себе.-Могло быть хуже. А менять кожу на лице мне не в первый раз…
Итак, впервые в истории авиации самолет перелетел Баренцово море и достиг Земли Франца-Иосифа.
Многих может удивить, почему этот архипелаг носит имя бывшего австрийского императора, в то время как он по праву мог бы называться именем русского ученого и революционера П. А. Кропоткина.
Еще в 1870 году секретарь Русского географического общества П. А. Кропоткин высказал предположение о существовании этого архипелага. Изучая направление дрейфа арктических льдов, он пришел к выводу, что где-то на севере, между Шпицбергеном и Новой Землей, находится никому не известная земля. На это указывало скопление многовекового льда на северо-западе от Новой Земли, камни и грязь, находимые на плавающих здесь ледяных полях, и некоторые другие мелкие признаки. Кропоткин составил план полярной экспедиции, одной из задач которой являлось открытие «неизвестной земли». План этот осуществить не удалось, так как министерство финансов отказалось отпустить нужные средства.
Прошло три года, и австрийская экспедиция, использовав научное предвидение русского ученого, «открыла» эту землю.
Советский Союз первым начал планомерное научное исследование Земли Франца-Иосифа. В 1928 году над архипелагом был поднят советский флаг, а на следующий год экспедиция под руководством О. Ю. Шмидта организовала здесь научную станцию.
Наш самолет прошел около четырех с половиной тысяч километров в тяжелых метеорологических условиях. Поэтому, прежде чем приступить к выполнению главной задачи – полетам над архипелагом, необходимо было тщательно осмотреть машину.
Работая и отдыхая, мы присматривались к жизни зимовщиков. На каждом шагу, даже в мелочах, проявляется здесь забота о полярниках. На восьмидесятом градусе северной широты созданы все удобства для жизни в суровых условиях Арктики. Дома зимовки построены прочно, добротно. Здесь давно уже забыли о «полярной экзотике», о наспех сколоченных хибарках, обогреваемых кострами или примусом, о холоде и сырости.
Каждый зимовщик имеет отдельную чистую, теплую комнату с электричеством и телефоном. К услугам зимовщиков имеется баня, уютная светлая столовая. Повару нетрудно проявлять здесь изобретательность: на скотном дворе зимовки много свиней, коров, на складе штабеля окороков, всевозможные сорта копченых колбас, рулеты, консервы, мука, сахар, сыр, шоколад, какао, кофе, виноградное вино. Запасов продуктов может хватить на несколько лет.
В свободное от работы время все собираются в просторной комнате, называемой по традиции кают-компанией. Здесь
Пока находишься в доме, ничто не напоминает о полярной зимовке. Но стоит выйти на «улицу», и Арктика дает себя знать. Тут и там развешаны шкуры убитых медведей. Ветер валит с ног. Грозен величественный вид скалы Рубини-Рок, вершина которой обычно закрыта снежными тучами или туманом.
Бухта Тихая расположена в северо-западной части острова Гукера и вдается в него почти на два километра. С севера, востока и юга ее защищают высокие скалы с нагроможденными на них ледниками.
Это самый красивый уголок из всех, что нам пришлось видеть за Полярным кругом. Особенно хороша бухта в полярный день, когда яркооранжевое солнце светит круглые сутки. Вода, лед, базальтовые скалы, двухсотметровая громада Рубини-Рок, вздымающаяся из воды прямо перед зимовкой, - все это переливается на солнце множеством цветов и оттенков.
Подготовка самолета к разведывательному рейсу была уже закончена, но тяжелые облака и штормы не давали возможности отправиться в полет. Подходящая погода установилась только двадцать шестого апреля. Я немедленно отдал приказ о вылете. Весело загудел мотор. Участники первого полета над Землей Франца-Иосифа заняли свои места в самолете.
Тяжело нагруженная машина пробежала не менее семисот метров по льду бухты и нехотя пошла в воздух. Набрав высоту, я взял курс на остров Рудольфа.
Часы на доске приборов показывали двенадцать дня. Ветер дул в спину. Скорость самолета достигала двухсот километров в час.
В начале полета рация работала исправно. Это давало возможность держать непрерывную связь с Тихой и знать, какая там погода. Но когда впереди уже стали вырисовываться очертания острова Рудольфа, я получил тревожную записку от Иванова.
«Рация вышла из строя. Связи нет. Не пойму, в чем дело. Для ремонта необходима посадка».
Какое принять решение?
Справа под крылом уже расстилался остров Рудольфа. Показалась хорошо знакомая по картам бухта Теплиц. На берегу ясно видны три домика. Я знал, что один из них был построен участниками американской экспедиции Циглера-Фиала в 1903 году. Эта экспедиция, стоившая огромных средств, должна была обследовать острова Земли Франца-Иосифа и достигнуть Северного полюса. Но, не выполнив своих задач, она ни с чем вернулась в Америку.
Два других дома построены нашими зимовщиками в 1932 году, во время Второго международного полярного года.
На юг от зимовки просторное ровное поле, где, по моим расчетам, можно сесть. Но самолет перегружен и садиться опасно, легко сломать лыжу.
Погода исключительно хорошая. Видимость не менее ста километров. Мотор работает четко. Оценив все это, я решил лететь дальше на север, ознакомиться с ледовой обстановкой на маршруте от острова Рудольфа до восемьдесят третьего – восемьдесят четвертого градуса северной широты, а затем, израсходовав часть горючего в полете и уменьшив нагрузку, смело сесть в бухте Теплиц и исправить рацию.