Путь Любопытства. Дилогия
Шрифт:
Гамачники играли роль своего рода кочевников. Внутри себя они тоже бывали ох какие разные. От одиночек и малых артелей, способных утащить всё наличное имущество на себе в один заход, до таких, что гамачниками называть даже как-то неловко. Благодаря им возникли и затем поддерживались в целости настоящие многоярусные… как бы это половчее обозвать… ну, пусть – кварталы. Да, висячие меж скал кварталы: местами просто к ним намертво принайтованные, кое-где опирающиеся на притопленные массивы вспененного камня, издалека ажурные да воздушные, вблизи грубо-корявые, соединённые висячими лестницами и мостками из морского льна
Проще всего со скалогрызами. У этих стоимость обустройства выходила самой высокой – куда выше, чем у гамачников. Зато и долговечность помещений, когда вырубленных, а когда и выплавленных в каменном монолите чарами, выходила несопоставимой. И такой суеты со своим обслуживанием жилища скалогрызов, в отличие от «гнёзд» гамачников, не требовали. Любой обладатель «прописки» в глубинах камня, что торговец, что фрахтовщик, что артельщик – одним этим фактом доказывал свою основательность, состоятельность и надёжность в делах любого рода. Во многом просто стереотип, конечно, не страхующий от афер и обмана, но…
– Эй, многоуважаемые новички залётные! По каким делам до нас надуло?
Первые встречные оказались разбитной парочкой, прилетевшей от Гнёзд в средней эй-лодке, похожей на какую-то экзотическую рыбу с хвостом на носу, роль которого играла сбалансированная четвёрка рулевых парусов. Причём после прилёта эта «рыба» весьма ловким разворотом пристроилась левее и выше «Хитолору», в момент уравняв скорости. Полый, сильно вытянутый цилиндр маршевого «ветродуя» располагался на корме лодки, под жёстко укреплённой выносной балкой ахтерштевня. И судя по его длине, а также зализанным обводам корпуса скорость лодка могла развивать очень немалую.
– А кто вы будете сами, уважаемые старожилы местные, чтобы спрашивать нас о делах?
– Не хотите – не говорите, но тогда и совета с иной помощью не получите.
– Советов и помощи от невесть кого только лопоухи распоследние ищут, рты разинув. Пока мы вас не знаем, можем только перелаяться безо всякого толка.
– А я думала, что даже новички нас знать будут, потому и опешила. Но раз вы прям аж до киля новички, то так и быть, обскажу чё-как. Я – Урма Две Насечки, это мой напарник Сулигон, но чаще его Красным Молчуном кличут или просто Молчуном. Красавица наша, – лёгкий притоп босой ноги, – зовётся «Скользящей в облаках». А вон там, – взмах рукой, очерчивающий быстро приближающуюся панораму, – находятся Рифовые Гнёзда, где нас знают все до распоследнего гамачника и сами мы всех знаем. Ну, всех, кто стоит побольше пары ударов ножа.
Урма подбоченилась.
Получилось… впечатляюще. Ростом она не выделилась, зато очень даже выделилась внушительной грудью, распирающей коротенькую майку-безрукавку, что едва прикрывала пару высоких холмов и оставляла обнажённым рельефный живот. Левое бедро почти до колена плохо прикрывала косая, художественно изодранная юбчонка, а правое бедро и вовсе осталось бы почти нагим, если бы не крепящиеся к нему ножны пары костяных клинков – покороче и подлиннее. На голове Урмы красовалась лихо повязанная алая бандана, концы которой свисали на плечо слева, юбка с майкой тоже алели ярко, точно раскалённые уголья. Тёмно-янтарная кожа, которой полдюжины шрамов скорее придавали завершённость, чем портили, и
Сулигон на её фоне смотрелся бледновато. Ну, насколько может теряться из виду высоченный, крутоплечий, жилистый амбал в одних свободных шортах, тоже изрядно подранных, с пояса которого свисают – слева направо – костяная дубинка с гранёным каменным навершием, кривой разделочный нож, прямой нож и массивный топорик. Шрамов на Красном Молчуне, кстати, имелось не с полдюжины, а десятка два – в основном на корпусе и руках. Левое предплечье просто белело ими.
"Он – Воин верха третьего ранга. И она – Воин… только, скорее, уже низа четвёртого. Это если по плотности праны судить. Таких и впрямь должны знать".
– Понятно, – как Васька начала разговор, так и вела его. Но всё же смягчилась… чуть-чуть. – Меня зовут Васаре. Это – мой сводный брат, Мийол… и его призывные зверушки. – Заявление вышло тем внушительнее, что на виду, прямо на палубе, сидел живой визитной карточкой только Кошмарный Медведь. – Мы прилетели сюда осмотреться… ну и сбыть некоторое количество провианта. Знаете, с кем стоит о таком поговорить? А может, сами прикупите чего?
– Деловой подход? Одобряю, – Урма усмехнулась. – Давай за нами, к Хлебному рынку для начала, а там разберёмся.
Охотник 6: рифы и акулы
– Вот, знакомьтесь: Мийол – Акула. Акула – Мийол. Торгуйтесь!
– Ну ты прямо как всегда, Косточка, – криво усмехнулся тощий темнокожий мужчина. По-нормальному он улыбаться не мог физически: всю правую сторону его лица покрывало густое, бугристое, розовое с белым месиво. Словно кто-то взял великанскую, очень грубую наждачку и от всей души стесал кожу с частью плоти. Причём щёку стесало аж до зубов, а потом неумелый, хоть и старательный хирург кое-как стянул ошмётки плоти, соединил-срастил, добавляя новых шрамов – зато теперь из дырки ничего не вываливалось во время застолья.
«Что-то многовато тут людей со шрамами…»
– Торговля – тот же бой! – заявила Урма. – А посредник – как секундант.
– И сколько ты сдерёшь с меня за посредничество, Косточка?
– Ой, сочтёмся.
– Нет уж! Давай, назначай конкретную сумму.
– Может, двадцатую?
– Это доля нормального посредника. Нор-маль-но-го. А ты что такого тяжкого сделала, чтобы облегчить мне сделку?
– Ой! – наигранно заморгала Урма. – То-то я подумала, что о чём-то забыла… вот моя вам консультация: Мийол – маг-призыватель, у него на борту еда с берега. Акула – безжалостный, скупой, чёрствый, ленивый, жадный, пронырливый, упрямый, хитрый…
– Не перехвали.
– …влиятельный и опасный тип из наследственных гамачников, пролезший в скалогрызы, торгующий вообще всем. И со всеми. Но обычно барыжит здесь, на Хлебном рынке, потому как он ещё и арматор с флотом в шесть морских судов…
– Уже семь, Косточка! Семь!
– …возящих для гнездян в основном еду. И дерево. И шёлк. И ещё всякое.
– Сороковая, и только из моей к тебе симпатии.
– Двадцать пятая.
– Сороковая.
– Скупой и жадный. Двадцать пятая, Акула, иначе в следующий раз я приведу клиента не тебе, а Жадюге!