Путь на Хризокерас
Шрифт:
В нашей истории время не пощадило ни церковь, разрушенную пиратами в XIV веке, ни сам городок, взорванный венецианцами в 1651 году, дабы он не достался наступающим османам. Но в той истории, что создавалась усилиями господина Дрона и господина Гольдберга, неведомо кем и как перемещенных в этот мир - и церковь, и город непременно станут когда-нибудь важнейшим культовым центром, привлекающим христианских паломников со всего мира.
Ведь именно здесь произошла первая, тайная еще встреча предстоятелей Святой Апостольской Трехпрестольной Церкви Христовой. Где третий Престол
Впрочем, государи мои, не будем опережать события. Ведь до Трехпрестольной Церкви Христовой может еще и не дойти. Ибо велики силы, препятствующие единству христианского мира, энергичны и могущественны враги его!
Так что, пока по не слишком гладко отесанным напольным плитам церкви Иоанна Богослова ступали 6 июня 1199 года всего лишь три иерарха соперничающих, разделенных враждой и взаимной неприязнью христианских церквей:
Его святейшество, Епископ Римский, Викарий Христа, Преемник князя апостолов, Глава вселенской церкви, Великий Понтифик, Патриарх Запада, Примас Италии, Архиепископ и митрополит Римской провинции, Раб рабов Божьих Иннокентий III.
Его Божественное Всесвятейшество Архиепископ Константинополя - Нового Рима и Вселенский Патриарх Иоанн Х.
Блаженнейший и Всесвятейший Кир Марк II, Патриарх Святого града Иерусалима и всея Палестины, Сирии, Аравии, обонпол Иордана, Каны Галилейской и святого Сиона.
Это, если подходить к делу формально и официально. А если по сути, то просто три утомленных долгим морским путешествием человека. Которым даже краткий ночной отдых на суше не очень-то пошел впрок.
Вот последний из местных церковных служителей покинул опустевшую церковь, вот захлопнулись тяжелые врата, вот затихли вдалеке голоса и шаги удаляющихся людей. Иннокентий первым нарушил наступившую тишину, двинувшись к одному из стоящих вокруг накрытого стола кресел. Цоканье подбитых медным гвоздиком подошв улетело под купол, двое оставшихся тоже заняли свои места. Вновь все стихло.
– Ну, и куда же ты отправился с паломничеством?
Разговор начал Иоанн. Девяностолетний старец - кому и начинать разговор, как не ему? Вопрос был адресован Иннокентию, самому молодому из собравшихся.
– В Иерусалимское королевство, отче, в Иерусалимское королевство. И не с паломничеством, а с караваном продовольствия, снаряженным на деньги, собранные святой Церковью в помощь воинам Господним. Правда, в пути случился со мною недуг. Так что, пришлось поворачивать корабль. Как раз на траверзе Карпатоса в сотне миль отсюда все и случилось. Ну, а на обратном пути - чего бы не сойти на твердую землю? Отдохнуть, ноги размять, помолиться о здравии...
– Иннокентий едва заметно улыбнулся. Присутствующие ответили ему тем же.
–
– Здесь?
– удивился Иоанн.
– Да меня здесь и нет вовсе. А следую я в Афины, дабы самолично убедиться в правдивости всех тех ужасных преступлений и злодейств тамошнего правителя, что описал мне в своем письме Михаил Акоминат, епископ Афинский. И, коли все подтвердится, буду лично анафемствовать бесчестного злодея и богохульника Льва Сгура, который успел уже нарушить все законы божеские и человеческие, какие только есть на свете. Увы, налетевшая буря унесла мой корабль за полморя. С Божьей помощью, однако, достигну и Афин.
Усмешки собравшихся иерархов стали чуть шире. Обозначилось даже некоторое шевеление. Иннокентий налил себе вина из кувшина, Иоанн ограничился родниковой водой.
– Да, братья, - завершил вступление Марк, - помотало вас. Похоже, один я как следовал на Крит, так на него и попал.
– Возблагодарим Господа за это, - подытожил Иоанн.
– Вы получили мои послания, коли находитесь здесь. Не буду повторять написанное. Скажу лишь, что Великая распря, устроенная нашими предшественниками, пропитывает смертельным ядом святые Престолы и востока, и запада, обращает в труху здоровое древо. С нею нужно кончать. Что думаете, братья?
Тишина вновь воцарилась в церкви Иоанна Богослова.
Менее всего вопрос сей касался 'Блаженнейшего и Всесвятейшего Кира'. Марк лучше чем кто-нибудь, понимал, что его роль в этом собрании - уравновешивать позиции Рима и Константинополя. И не более. Впрочем, ролью сей он был совершенно доволен. Иерусалимский патриархат единственный ничего не терял даже при полном провале переговоров. А уж что получал он в случае их успеха! Скакнуть с тонкой жердочки главы поместной церкви на самую вершину в мировой иерархии - плохо ли?
А вот Иннокентию было о чем задуматься.
Отказываться от единоличного первенства Римской кафедры - ради чего? Разве не победил Ватикан в титанической борьбе с Империей Гогенштауфенов? Разве не стоял сто с лишним лет назад Генрих в одеждах кающегося грешника три дня в Каноссе? Разве не растет могущество святой Церкви, возвышаясь над властью светских владык?
Нет, не растет. Уж себя-то не нужно обманывать!
Даже тогда, в Каноссе, победил на самом деле вовсе не папа Григорий, а как раз Генрих. Отстояв положенные каноном три дня, кающийся император просто не оставил папе иного выхода, как отпустить ему все грехи. А, стало быть, выбил из рук церкви последний козырь, вернул себе королевское достоинство, а с нею и власть над Империей.
Ладно, это в прошлом. А что в будущем?
Ведь ясно, что накал борьбы между христианским клиром и светскими владыками за власть над паствой христовой будет только расти и шириться. И уже сегодня видно, что силы мирских властителей прибывают неизмеримо быстрее, нежели могущество князей Церкви. Породистый жеребец, казалось бы оседланный Римской церковью, оказался слишком норовистым - явно не по силам всадника. Там, впереди, нет ничего, кроме поражения.
Где-то была совершена ошибка. Вот только в чем?