Путь на Олений ложок

Кислов Константин Андреевич

— Ревизия, наконец, закончена. Мы пришли сообщить о том, что при сверке документов в сейфе под номером восемнадцать обнаружена недостача одной папки.

— Каково содержание этой папки? — живо спросил Шатеркин.

— Вот, Михаил Архипович утверждает, что ничего интересного в ней не было, — тихо ответила Катя.

— Совершенно правильно, — подтвердил инженер. — В папке, занумерованной знаком ГЛ-1327, была собрана частная переписка о некоем Лукашке.

— Кто он такой?

— На этот вопрос, Николай Иванович, вам,

пожалуй, никто теперь не ответит. Имя это его — Лукашка — или какое-нибудь хакасское прозвище, что у них часто бывало раньше, бог его знает. Прошло, однако, не меньше полутора десятков лет, как вся эта тайна была зарыта где-то в сибирской тайге. Он умер.

— По самому сейфу, расположению в нем папок и даже по старой пыли на полках видно, что эта папка была взята из сейфа несколько дней назад, — добавила Катя. Шатеркин нахмурился.

— В таком случае, Михаил Архипович, скажите, что могла содержать в себе эта, как вы говорите, частная переписка?..

Михаил Архипович, сделав неопределенную гримасу, развел руками.

— Папки нет, а человек умер… — он машинально погладил ладонью отполированную поверхность стола. — Спрашивал многих в нашем управлении — не знают. Говорят, что Лукашка был егерем у какого-то хозяина золотых земель. Вот и все.

— А где он жил последнее время?

— Никто ничего толком не знает, Николай Иванович.

— Может быть, у него остались родственники, дети?

— Может быть и остались, но кто же знает об этом?

— Н-да-а… хакас Лукашка… любопытно.

— Вот видите, Николай Иванович, мы нисколько не помогли вам, а подсунули еще одну головокружительную шараду, разбирайтесь, мол, как хотите, — сокрушенно сказал инженер.

— Нет, нет, — поторопился Шатеркин рассеять огорчение, — все это для нас очень важно, спасибо вам… Но сказать что-нибудь определенное — это потом, несколько позже.

— Ну конечно, это еще надо проверить, — подтвердила Катя, взглянув на старого инженера.

— Весьма благодарен за разъяснения, — ответил инженер, в шутку поклонившись. Он был искренне рад, что их работа хоть в малой мере оказалась полезной.

Шатеркин взглянул на часы, видно было, что он куда-то спешит.

— Что бы там ни было, прошу вас как можно быстрее составить акт на пропажу переписки об этом человеке…

— Вот видите, дорогой юрист, работы еще так много.

Они распрощались и поспешно ушли.

22. Профессор Данилин вспоминает прошлое

Уединившись в дальнем углу читального зала институтской библиотеки, Катя разложила перед собой книги, но заниматься не хотелось. События последних дней заполняли ее мысли. И сейчас, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, она снова вспомнила Николая Шатеркина, чудаковатого старика Михаила Архиповича, стеллажи, громадные железные шкафы, забитые бумагами, тонкий и удушливый запах пыли в архивохранилище…

Катя

взяла со стола журнал с потрепанными углами и машинально открыла его. Но беспокойные думы опять унесли ее далеко от тихого читального зала. Она хорошо знала Шатеркина и чутко подметила, что сегодня он не был обрадован сообщением Михаила Архиповича. «Видимо, это не то важное, что ищет Николай, не то…»

Она перекинула страницу журнала — открылась красочная, во весь лист литография «Утро в сосновом лесу». Легкое оживление охватило девушку. Со страниц журнала будто повеяло на нее глухим и задумчивым шумом сосен, потянуло запахом грибов и хвои. Ей кажется, что она явственно видит серебристые капли росы на тонких травинках, слышит взволнованный переклик невидимых птиц. «Вот это, должно быть, и есть настоящая сибирская тайга. Волшебная глухомань…» Катя опять вспомнила о своей работе в архиве, о Лукашке, и представилось ей, что где-то рядом, может быть, у подножья этой возвышенности, на которой радостно и беспечно играют пушистые косолапые медвежата, не спеша, с кошачьей мягкостью, шагает таежный следопыт Лукашка. У него зоркий охотничий глаз, твердая рука и безотказное верное ружье за плечами. Девушка так задумалась, что не услышала, как подошел профессор Данилин. Он через голову Кати заглянул в журнал, улыбнулся.

— Чудесная картина.

Катя вздрогнула, быстро подняла голову и, увидев Данилина, обрадованно воскликнула:

— Сергей Владимирович!

— Я говорю: чудесную картину сотворил Шишкин, — повторил Данилин. — И вы знаете, товарищ Пылаева, эта картина всегда вызывает во мне какое-то странное чувство неусидчивости, да-да, кроме шуток… Как взгляну на эту картину, рука невольно или к ружью или к удочкам тянется. А вы, кажется, грустите? Бывает и это, на некоторых она действует именно так.

— Я просто немного устала, отдыхаю здесь.

— Профессор сочувственно покачал головой:

— Крепитесь, товарищ Пылаева, крепитесь. Уставать вам в настоящее время строго противопоказано. У вас экзамены и плюс работа в архиве этого горного заведения. Кстати, как идут дела с ревизией?

— Работа в архиве в основном закончена.

— Когда же вы успели? — удивился Данилин. — Молодцы. Ну, а каковы результаты?

— Трудно сказать, Сергей Владимирович, — ответила Катя нерешительно.

Почувствовав, что девушка чего-то не договаривает, профессор сказал:

— Ну-ка, пойдемте со мной. Сейчас вы будете мне докладывать так же обстоятельно, как вы бы докладывали капитану милиции Шатеркину. Вам, кажется, знакома эта фамилия?

Катя застенчиво улыбнулась.

Сергей Владимирович по-молодецки взял девушку под руку и повел ее из библиотеки.

Как только Катя, присев на диван в кабинете Сергея Владимировича, начала рассказывать, Данилин насторожился.

— Как вы сказали, товарищ Пылаева? Дело Лукашки?