Путь на восток

Бочков Александр Петрович

— Разве твоя фамилия Мазуров? Или я тебя просил? Старостин на миг стушевался, но ответил довольно резко:

— Я высказал свою точку зрения. Она полностью совпадает с мнением майора Мазурова. Или нам уже запрещено высказывать свою точку зрения? Вон оно как?! Где то я что то упустил…

— Я не слышу вашего ответа майор… Мазуров набычился:

— Комбат Старостин всё верно сказал: я помог нашим — отдал им ненужное нам тряпьё. Я считаю, что мы должны отдать всю тренировочную форму всех наших батальонов, как износившуюся, в штаб Обороны, а бойцам выдать взамен новую, пока есть время… И снова я отследил реакцию — кто то согласен, а у кого то нет по сказанному

возражений. Красиво говорит Мазуров, правильно…

— Последний вопрос майор к тебе и тем, кого это касается… Кто вам разрешил посылать полевые кухни батальонов за пределы расположения, для того, чтобы на них готовили для бывших пленных? Вот тут глазки забегали ещё у двух комбатов; ещё двое комбатов уже давно сидели с опущенными глазами. Мазуров, к которому я обратился, смело посмотрел мне в глаза:

— С кухнями, как и с банями: если мы можем помочь — так почему не помочь? На режим питания батальона это не отражалось… Капитан Старостин так же дерзко смотрел на меня, готовый в любую минуту поддержать друга. Запустил я воспитательную работу с комбатами… За боями и атаками; погоне за трофеями упустил главное — постоянный контроль за своими командирами…

— У меня вопросов нет, кроме вас двоих… — посмотрел на двух комбатов, сидевших с опущенными глазами. Встал комбат — старшина Рябушкин, оправил под ремнём форму, вытянулся:

— Так ведь от вас не было приказа отдавать форму и давать полевые кухни — ответил старшина. Лейтенант Прохоров — ещё один комбат из тех, кто оставался в городе, поднявшийся вместе с ним только кивнул.

— Садитесь… — бросил стоящим комбатам. После того, как они сели, продолжил неторопливо, словно вдавливая в их сознание слова:

— Спецназ — это закрытое подразделение, вход в который запрещён любому постороннему — разве что товарищу Сталину разрешено. Пока так было — ни кому не приходило в голову прийти к воротам расположения и что то просить, не говоря уже о том, чтобы требовать! Я сказал совету Обороны города и это наверняка узнали все остальные: хотите получить что то сверх того, что мы дали вам — идите и отберите это у немцев, как это сделали мы! А халявы — не будет! И всем всё было ясно… А тут командир батальона пускает в бани мыться непонятно кого. И пускает за просто так… А ведь насосы качают воду; нагревается вода; работают генераторы и расходуется топливо! Зачем, почему, для чего? Добреньким захотел показаться товарищ майор?! За чужой счёт?! То же самое и с формой: вот я какой не жадный! И приятель твой тебя поддержал. По полевым кухням: тратилось топливо, чтобы отвозить и привозить кухни обратно; повара уставали, вместо того, чтобы отдыхать… А ведь только я решаю: кому что дать; у кого что забрать… А главное: всё имущество Спецназа принадлежит мне. Если кто то не понял — повторю: ВСЁ ИМУЩЕСТВО СПЕЦНАЗА ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ! — выдохнул жёстко и властно.

— В Красной Армии имущество взвода, роты, батальона, полка, дивизии принадлежит его хозяину — Государству и советскому народу! А командиры всех уровней — только ответственные за выданное им государственное имущество! Но это в Красной Армии: им это всё выдало Управление снабжения. Нам — Спецназу, никто ничего не выдавал! Спецназ сам это всё взял! Спецназ — это государство, а я — тот, кто создал это государство и кто несёт ответственность за это государство! Я планирую операции; участвую в них; отбираю людей в подразделения… Если бы не было меня — не было бы и Спецназа и вас бы не было, как командиров Спецназа! Вы все бы сидели в немецком плену! Поэтому только я могу распоряжаться имуществом и только я могу

отменять мои же приказы! Я выстроил отношения с бывшими пленными и советом Обороны, а ты Мазуров всё это разом похерил!

Майор вздрогнул, лицо пошло алыми пятнами…

— Ты дал повод этим бездельникам думать: раз Спецназ дает форму просто так; раз позволяет мыться просто так; раз даёт свои кухни для готовки — значит может дать и больше! Надо просто надавить посильнее! Ну не будут же они стрелять по своим?! Значит дадут что-нибудь. Это для начала… Потом можно будет ещё раз прийти, но потребовать уже больше! И так до бесконечности: важен первый шаг! Ты своими куриными мозгами не понял даже такой простой вещи: из ста пятидесяти тысяч освобождённых нами пленных, в городе сейчас осталось не более шестидесяти-семидесяти тысяч!

— А где остальные? — прорычал злобно — остальные — разбежались! А вот если бы я был таким добреньким, как ты и накормил, одел, вооружил тысяч двадцать?! Они и сыты и обуты-одеты и оружие есть… И ушли бы они из города, а у нас не было бы продуктов, оружия, формы на двадцать тысяч. А сейчас она у нас есть — мы вон вооружили батальон Неулыбина, да ещё людей ему дали! У этого командира — не убегут! И как только совет Обороны сформирует подразделение — Спецназ ему поможет, но не на халяву: Неулыбин встал в оборону Барановичей! Ты даже этого не понял майор… — устало закончил я…

— Товарищ командир… тяжело поднялся Мазуров — виноват… Простите — искуплю свою вину любой ценой!

— И снова ты ничего не понял майор… Из за твоих действий, действий твоего друга; действия двух комбатов, пошедших у тебя на поводу и, выходит, не имеющих своих мозгов, мне пришлось уничтожить больше тысячи. Наших. Советских. Обманутых… Пришлось — иначе бы они смяли охрану и ворвались на станцию! А там — бог его знает как бы повернулись события… И ты хочешь, чтобы я тебя за это простил? Мазуров побелел как мел…

— Вы, трое… — скользнул взглядом по Старостину и двоим комбатам, посылавшим свои полевые кухни в расположения проживания бывших пленных — В С Т А Т Ь! Два комбата вскочили; Старостин медленно поднялся, выражая своей позой недовольство…

— Вы все четверо, вместе с вашими начштаба, отстраняетесь от командованием батальоном. Вы выводитесь из состава Спецназа. Сдадите форму Спецназа; получите старую советскую форму и будете выведены за ворота. Вам дадут винтовку; пятьдесят патронов и обычной еды на неделю… Для Спецназа вы больше не существуете! Все ваши личные вещи, в том числе и те, что на вас — сдадите охране базы — отчеканил жёстко.

— Какими вы вышли из лагеря — такими и уйдёте с базы — продолжил выдержав паузу. — А тебя майор — я так просто отпустить не могу: на тебе слишком много висит — и знаний и вины… Поэтому — всё по справедливости! Ладонь вытянулась в сторону Мазурова и он растёкся, обрушился на пол серым пеплом — только форма опала на пол, да кобура с пистолетом громыхнула об пол… Старостин неверяще смотрел на то, что осталось от его друга. Резко повернулся ко мне: лицо перекосила злобная, яростная гримаса:

— Ты… ТЫ! Ты убил моего друга! Рука его рванула из кобуры ТТ. Попыталась выдернуть, да так и замерла с полувытащенным из кобуры пистолетом. Я встал, подошёл к нему; положил ладонь на лоб; пустил в голову немного тёмной силы, стирая все знания, полученные после освобождения из плена. Точно так же прошёлся вдоль ряда комбатов и их начштабов. Вернулся, сел за стол. Отчисленные ожили, завертели головами по сторонам. Вызвал командира личной охраны, сказал, что надо делать. Отчисленных увели мои бойцы…