Путь Найденыша
Шрифт:
Ойдар еще что-то рассказывал о жизни, о боевых искусствах, но Нед больше не слушал. Рассказ о демонологах поразил его. Ясно дело, что он понял, о чем идет речь. Немудрено понять, если являешься тем, о ком тот рассказывал. И это было страшно. На костер Неду очень не хотелось.
Глава пятая
Корабль добирался до места два дня. Два дня взаперти, в спертом воздухе жилого трюма.
Время от времени открывались люки, впуская свежий морской воздух, и люди хватали его открытыми ртами, наслаждаясь каждым глотком. К концу
Тогда в люки спустили ящики с тонкими хлебцами, окаменевшими от долгого хранения, и все желающие смогли поесть, размачивая их в теплой воде, пахнущей тухлятиной.
Команда корабля практически не общалась с рекрутами – то ли считала ниже своего достоинства вести разговоры с этаким сбродом, то ли им было отдано распоряжение не общаться – в любом случае они отделывались лишь «да» и «нет», когда загружали ящики в трюм и наливали в бочки «свежую» воду.
Нед довольно легко переносил лишения – его школа выживания была покруче, чем двухдневное сидение в полутемном трюме, освещенном через зарешеченные люки. Ойдар и Арнот тоже не стонали, держались вполне пристойно.
За эти двое суток трое парней сдружились. Это получилось как-то незаметно – через сутки они вместе ели, рядом спали. К ним никто не лез – боялись репутации Ойдара и Неда, уже прославившихся как сильные бойцы. Если бы не они – у Арнота давно отобрали бы его мешок с продуктами, не оставив ни крошки хозяину. Такое происходило сплошь и рядом – драки, ругань, возмущенные крики.
Троица парней не обращала внимания на происходящее – дерутся, и демоны с ними. Главное, их не трогают. А тронут – пострадают. Не трогали.
Два дня, две ночи корабль переваливался на волнах, вызывая у своего живого содержимого морскую болезнь, что очень удивляло Неда – он не испытывал никаких неприятных ощущений. Да и с чего? На такой здоровенной штуке да чтобы укачивало? Это же не верткая лодчонка, пляшущая на волнах.
Впрочем, и его приятели тоже чувствовали себя нормально. Ойдар все время что-то рассказывал, Арнот его дополнял или рассказывал что-то свое – тоже интересное, а Нед молча впитывал информацию, как сухая губка впитывает воду.
Он наслаждался. Чем? Всем! Спать можно сколько угодно, лежать сколько угодно – никто тебя не пнет, требуя идти работать, никто не обидит – просто потому, что у него плохое настроение. Он среди равных, он уважаем.
Вот только воздуха свежего мало. Но ведь не вечно. Когда-нибудь они все равно приплывут на место.
И этот час настал. Утром, когда рекруты еще продирали глаза после душной, жаркой ночи, корабль ощутимо тряхнуло – он причалил к пирсу. Еще примерно час ничего не происходило, затем толстые деревянные решетки, прикрывающие люки, открылись, с грохотом упав в сторону, и громкий командный голос прокричал:
– Рекруты, на выход! Быстро! С вещами!
Народ в трюме ломанулся вверх по широким деревянным лестницам. Образовалась давка, вспыхнуло несколько драк и скандалов. Люди рвались к свежему воздуху, вкус которого почти позабыли за двое суток заточения.
Нед остановил товарищей, пытавшихся поддаться общей истерии,
– Такова человеческая натура, – задумчиво сказал Ойдар, глядя, как один здоровяк спихнул с лестницы худого мужика с деревенской котомкой за плечами. – Более сильные всегда стараются залезть на верхнюю ступеньку, пролезая по головам товарищей. Так говорил мой мастер, и как обычно – он был прав.
– А чего он тебя не откупил? – с интересом спросил Арнот. – Он же вроде достаточно богат?
– Ну как тебе сказать… Кому нужны чужие проблемы. Притом – там речь о деньгах уже не шла. Если бы пострадавшие были простыми людьми, вроде нас с вами, другое дело, а так… Все, пошли и мы, а то рискуем огрести палкой по хребтине за то, что вовремя не вышли.
Парни зашагали к ближайшему выходу и пристроились в хвост очереди последних рекрутов, выходящих из трюма.
Десять ступеней, отполированных ногами тысяч людей, и вот она – свобода! Морской воздух заполняет легкие, солнце блещет в глаза так, что они слезятся и закрываются, будто засыпаны песком.
Нед задерживается на палубе, пытаясь рассмотреть, где он находится, но постоять ему не дают – удар палкой по спине обжигает, как кипятком, и противный сорванный голос громко вопит:
– Вперед! Вперед, скотина безрогая! Бегом, бегом на берег! Хватит бездельничать! Здесь вам не отчий дом – здесь армия, недоноски!
Ругаясь под нос и потирая ушибленные места, рекруты вереницей бегут по трапу на берег и врезаются в толпу тех, кто сошел раньше. Их тут много, так много, что берег кишит людьми. Вокруг стоят солдаты в полном боевом вооружении, в кольчугах, шлемах, с копьями, мечами и прямоугольными щитами на спине. Они с улыбкой наблюдают за столпотворением, переговариваются и отгоняют древками тех, кто пытается приблизиться к ним, чтобы перекинуться парой слов. Видно, что рекруты для них ниже низшего, на уровне червяков или жаб.
– Встали! Встали ровно! Да выровняйтесь, ублюдки вы эдакие! – вопил тот же голос. – Да что же вы за твари такие безмозглые! Хоть бы подобие строя создали! А вы чего лыбитесь, идиоты? – Человек крикнул солдатам, наблюдавшим за построением. – Сами недалеко от них ушли, дебилы! Встали, встали все! Подтянулись!
Не очень высокий, но крепкий, широкоплечий мужчина в потертом форменном мундире пробежал вдоль рядов рекрутов, выстраиваемых несколькими людьми в таких же мундирах, несколько раз врезал палкой по животам особо непонятливых парней, и наконец – выстроилось что-то вроде квадрата, составленного из дышащих в затылок друг другу будущих боевых товарищей. Разговоры стихали, и над причалом воцарилась тишина, которую прервало цоканье подковок сапог, надетых на мужчину в дорогом мундире, украшенном серебряной вышивкой. Он шел в сопровождении нескольких похожих на него людей, одетых победнее, но тоже отличавшихся военной выправкой – грудь вперед, плечи назад, будто кол проглотил.