Путь Никколо
Шрифт:
— Потерпел, крушение.
— У берегов Бретани, так мне сообщили, но был спасен и находится в добром здравии. Страус оказался единственным, кто добрался до берега. Но беда в том, что его взяли под арест, пока не будут удовлетворены все требования по страховке, а это не так просто, ввиду исков противной стороны. Ну, ты понимаешь. Относительно смытого за борт и выброшенного на берег груза. В общем, целая история. Мало кто в Бретани знает, чем кормить страусов.
— А кто хранитель? — воскликнул Лоренцо. — У него же должен быть хранитель! Кто-нибудь заявил на него права? Ведь это страус
— Но разве мы хотим, чтобы герцог узнал о наших проблемах? — поинтересовался Николас. — Вспомни, ведь именно семейство Медичи взялось раздобыть герцогу страуса, и ты сказал… — Николас внезапно осекся. — Они тебе заплатили за страуса, а ты все растратил?
Лоренцо Строцци зло уставился на него.
— На что мне тут тратиться? Я все отослал матери во Флоренцию, чтобы она отложила эти деньги для меня. Рано или поздно мы с Филиппо откроем в Италии свое дело. На собственные деньги, а не женившись на старухе.
— Я таких людей и не знаю, — отозвался Николас. — К тому же, если у женщины есть хоть толика здравого смысла, то она никогда не отдаст свои деньги или те, что принадлежат ее семье, своему новому мужу. Не будь глупцом. Ты хочешь, чтобы я навел для тебя справки в Бретани, или сам сделаешь это? Если ты не найдешь новый корабль, страусу придется идти пешком. Разве что его продадут кому-то из местных, тогда он сможет уступить его тебе.
Лоренцо задумался.
— А что, страусы ходят пешком?
— По-моему, летать они не могут, — промолвил Николас. — Хотя полагаю, за неделю-другую он может научиться. Война в Англии прекратится, если он перелетит в Кале. Корабли начнут сталкиваться друг с другом.
— Тебе все шуточки… — огрызнулся Лоренцо.
— Ладно, — посерьезнел Николас. — Я отошлю письмо в Бретань. Где он находится, кто за ним смотрит, чем его кормят и может ли он ходить. Они, чего доброго, решат, что мы обсуждаем последнего герцогского бастарда. Лоренцо, да будет тебе, не принимай все так трагично. Я все разузнаю и устрою, чтобы Медичи тебя не беспокоили. А как насчет Катерины и твоей матушки? Я уезжаю в понедельник и, если хочешь, возьму для них письма. Бесплатно. Рассчитаешься со мной страусиными яйцами.
Он был не вполне уверен под конец разговора, стал ли Лоренцо тревожиться меньше, чем в начале, но, похоже, что все-таки да.
Глава 30
До воскресенья оставалось четыре дня. Николас рассказал Грегорио о залежах квасцов; стряпчий сделался изжелта-бледным и таким оставался добрых полчаса. Затем кровь вновь прилила к щекам, и он стремительно бросился что-то записывать. После этого Николас заметил, что Грегорио хмурится всякий раз, как смотрит на него. Марианна де Шаретти, узнав о том, что на одного посвященного в тайну стало больше, пригласила поверенного к себе в кабинет, и оттуда он вышел, слегка успокоившись. Тем не менее, он по-прежнему супил брови, когда натыкался на Николаса.
В четверг список участников турнира попал в руки матери Феликса, и там она обнаружила имя Килмиррена. Еще больше рассердило ее то, что все домашние уже, похоже, знали об этом. Тем более, что в последнее время они виделись лишь
Конечно, Николасу нужно уехать. Высокая плата, которую он уже получил, и еще более высокая, что была ему обещана, зависела от тех сведений, которые он вез в Милан или должен был собрать по дороге. Ему необходимо было встретиться с Медичи по поводу денег, на которые Тобиас купил ружья, а Томас нанял лишних полсотни стрелков. Он должен был забрать пересмотренную кондотту и сделать новые вложения.
Также он должен был узнать из писем, оставленных Тоби и Томасом, Юлиусом и Асторре, где сейчас располагалась их небольшая армия, в чем она особенно нуждалась и каковы были перспективы на будущее.
Он должен был извлечь официальными и неофициальными путями от всех своих новых знакомых ценную информацию, которую привезет обратно вместе с новыми депешами. Часть из них будет записана шифром и содержать сведения величайшей важности. Часть — просто рыночные цены, полезные для их собственного дела, а также и для других. А часть — от Аччайоли и прочих — иметь непосредственное отношение к тому замыслу, который так сильно ее пугал.
Он возьмет с собой надежных крепких охранников, хотя все же не таких отменных бойцов, как те, что ушли с Асторре. Но сейчас лето. Он сможет передвигаться гораздо быстрее. И все же отсутствовать будет целых два месяца, а, возможно, и больше, оставив ее наедине с опасностью, исходящей от Саймона, а, возможно, и от Джордана де Рибейрака. Такая перспектива тревожила ее, но, немного поразмыслив, Марианна де Шаретти осознала, что у нее есть и иной выход.
Будь она не столь взволнована, то, возможно, могла бы взяться за исполнение своего плана по-другому. А так она просто подловила Николаса на рассвете в пятницу, когда он, свежий и бодрый, сбегал по ступеням, и сказала ему:
— Присядь здесь.
Они были одни. Все комнаты вокруг пустовали. Он тотчас опустился на указанную ступеньку и внимательно уставился на демуазель де Шаретти. Сама она уселась ступенькой повыше и сложила руки на коленях.
— Ты доверяешь Грегорио?
Он кивнул.
— Да, доверяю.
— А управлять компанией в одиночку на две недели? Думаешь, Грегорио справится?
— Нет.
— Я думала…
— Нет, вы не поедете со мной, — отрезал Николас, — демуазель.
Она зашипела от раздражения. Ее всегда осекали. И тем же тоном, каким говорила с Хеннинком, она заявила:
— Не в Милан. Я хочу доехать с тобой лишь до Дижона, где живет супруг моей сестры, а затем к моему родичу Жааку и его дражайшей супруге в Женеву. Ты не думаешь, что мне следует сообщить им, за кого я вышла замуж?
— Нет, не думаю.
— Мои единственные родственники? — заметила Марианна де Шаретти. Она видела, что он торопливо пытается решить, как справиться с этой проблемой.
— Ваша сестра давно умерла, — промолвил он, наконец. — А Тибо уже под семьдесят, и он давно не в своем уме. Эта встреча лишь огорчит вас и, наверное, его тоже. А мной он не интересовался со дня смерти матери.