Путь Пилигрима
Шрифт:
«Undskylde!
– прозвучало прямо ему в ухо.- Herre… Herre!»
Какую-то долю секунды он воспринимал эти слова только как посторонний шум. Из-за переживаний, захвативших его, он незаметно для себя стал думать по-английски. Потом наконец осознал смысл слов. Он поднял глаза и посмотрел на бармена. Бар за его спиной был опять полупустым. Очень немногие теперь могли урвать хоть чуть-чуть времени от изнурительной работы, позволявшей не умереть от голода или, хуже того, быть выкинутыми с рабочих мест и сделаться бродягами, к которым закон был безжалостен.
– Прошу прощения,- снова
Так оно и было. Стакан перед Шейном оставался по-прежнему полным. Чуть в отдалении маячило худое любознательное лицо бармена, наблюдавшего за посетителем с беспардонным любопытством хорька.
– Я…- Шейн пришел в себя. Он чуть не начал объяснять, кто он такой, что было бы небезопасно. Очень немногие обыкновенные люди любили соплеменников, поступивших на службу к алаагам.
– Расстроены увиденным на площади, сэр? Понятно,- вымолвил бармен. Сощурив зеленые глаза, он наклонился ближе и прошептал: - Может, что покрепче пива? Когда вы в последний раз пили шнапс?
Шейна пронзило чувство опасности. Аалборг был некогда знаменит своей водкой, но еще до прихода алаагов.
Бармен, должно быть, разглядел в нем иностранца - возможно, при деньгах. Потом вдруг Шейну стало наплевать, что такое разглядел бармен или где раздобыл очищенный алкоголь. Именно это ему сейчас и было нужно - нечто взрывное, чтобы противостоять насилию, свидетелем которого он только что оказался.
– Это будет стоить вам десять,- пробормотал бармен.
Десять валютных единиц составляли дневной заработок квалифицированного плотника - и лишь небольшую часть жалованья Шейна за те же часы. Алааги хорошо платили своему скоту, находящемуся в услужении. Слишком хорошо, по мнению большинства остальных людей. То была одна из причин, почему Шейн ходил всюду по поручениям хозяина в дешевой и неприметной одежде странника.
– Да,- проронил он. Потом залез в сумку, висящую на шнуре у пояса, и достал из нее пачку денег. Бармен слегка присвистнул.
– Сэр,- сказал он,- вы ведь не собираетесь спустить все эти деньги здесь.
– Спасибо. Я…- Шейн опустил пачку, чтобы бармену не было видно, и вынул одну купюру,- Выпейте со мной стаканчик.
– Ну конечно же, сэр,- откликнулся бармен. Его глаза заблестели, как металлические глаза Кимбрийского быка на солнце.- Раз уж вы можете позволить себе…
Он протянул через стойку худую руку и схватил предложенную Шейном купюру. Потом нырнул под стойку и появился с двумя высокими стаканами, каждый из которых примерно на одну пятую был заполнен бесцветной жидкостью. Держа стаканы между собой и Шейном, чтобы не было видно другим посетителям, он передал один Шейну.
– Удачи,- сказал он, опрокидывая стакан и осушая его одним глотком. Шейн последовал его примеру, и резкая маслянистая жидкость обожгла ему горло, дыхание перехватило. Как он и ожидал, это оказался неразбавленный крепкий алкогольный напиток нелегальной перегонки, не имеющий ничего общего с прежней водкой, кроме названия. Даже проглотив его, Шейн продолжал ощущать жжение в глотке, как от огня.
Шейн автоматически потянулся за стаканом с пивом, чтобы потушить
– Еще, сэр?
Это снова был бармен. Вздрогнув, Шейн бросил взгляд на свой стакан с пивом и увидел, что тот тоже пуст. Еще одна порция этой жидкой взрывчатки? Или даже еще один стакан пива? Он не мог позволить себе ни того ни другого. Как при встрече с Лит Ахном через час или около того ни в коем случае нельзя будет выказать ни намека на эмоции, сообщая о том, что пришлось увидеть на площади, в точности так не должен он обнаружить ни малейшего признака опьянения или растерянности. Эти слабости также были непозволительны для слуг пришельцев, поскольку пришельцы не допускали их у себя.
– Нет,- ответил он,- мне пора идти.
– Это у вас от одного стакана?
– бармен наклонил голову.- Вы счастливчик, сэр. Некоторым из нас такого не забыть.
Насмешливые нотки в голосе бармена ударили по натянутым нервам Шейна. В нем вскипела неожиданная злость. Разве этот человек знает, каково жить с алаагами, когда с тобой постоянно обращаются с безразличной приязнью, стоящей ниже презрения,- такого рода приязнью, которой человек мог бы одарить умного домашнего питомца,- и притом быть свидетелем сцен вроде той, на площади, и не раз в год, а каждую неделю, если не каждый день?
– Послушайте…- взорвался он, но быстро справился с собой. И в этот раз он чуть не выдал себя.
– Да, сэр?
– откликнулся бармен, с минуту понаблюдав за ним.- Слушаю вас.
В голосе бармена Шейну послышалась подозрительность. Это могло быть всего лишь отзвуком его внутреннего смятения, но он решил рискнуть.
– Послушайте,- повторил он, понизив голос,- почему, по-вашему, я ношу эту одежду?
Он указал на свою одежду пилигрима.
– Вы постриглись в монахи.- Теперь голос бармена был сухим, отстраненным.
– Нет, вы не понимаете…
Непривычное тепло от выпитого вдохновило его. Образ бабочки незаметно переходил - и растворился - в образе мстителя.
– Вы считаете, то, что произошло сейчас на площади,- случайность? Это не так. Не просто случайность, большего я не могу сказать.
– Не просто случайность?
– бармен нахмурился; и когда заговорил снова, его голос, подобно голосу Шейна, понизился до максимально осторожного.
– Разумеется, человек, кончающий жизнь на пиках,- это не было запланировано,- пробормотал Шейн, наклоняясь к нему.- Пилигрим…- Шейн осекся.- Вы не слыхали про Пилигрима?