Путь Пилигрима
Шрифт:
Шейн достал свой пропуск. Женщина быстро кивнула и отступила в сторону. В последующие несколько минут его останавливали и проверяли еще два раза.
Но он столь же мало отдавал себе отчет в этих паузах в своей прогулке, как и во внимании к себе со стороны служащего при выходе из отеля. Он не сомневался, что останавливающие не станут его задерживать, и его мысли были слишком заняты другим, чтобы обращать внимание на этих людей.
Невероятно было, что Мария так хорошо его понимает и знает о нем гораздо больше других - больше, чем он сам знает о себе,- проведя с ним совсем мало времени. Как она смогла так изучить его? Единственные
Или не одна? Разумеется, были какие-то посетители. Он это помнил. Но она в подобных случаях мало говорила, предоставив ему возможность вести разговор, о чем он ее просил из опасения, что она допустит какую-нибудь оплошность. Остальную часть времени, в его отсутствие, она была одна.
Или все-таки не одна? В корпусе она вызывала большое любопытство, и он вспомнил, что действительно приходило много посетителей. Марика, лишившаяся своей комнаты, заходила несколько раз под предлогом потерянных мелочей, возможно, забытых во время переезда. Мария часто болтала с ней - больше, чем с другими гостями.
Ничто не мешало Марике прийти в гости, когда Шейн бывал на службе и Мария оставалась одна. Или прийти кому-то другому, пока его нет. Мария никогда не говорила ни о каких посетителях; но если уж она собиралась выведать о нем, то, вероятно, не хотела, чтобы он узнал об их посещениях.
Она, в сущности, могла многое узнать у таких людей. В целом члены корпуса были умными и восприимчивыми. Они, без сомнения, заметили в нем многое, и это дало Марии возможность сделать свои выводы.
Но даже при наличии исходной информации она должна была обладать аналитическими способностями настолько развитыми, каких он не встречал ни в ком, кроме себя самого; а в его случае именно абсолютный и грубый инстинкт самосохранения позволил ему сделать то, что он совершил. Ее способность должна происходить из других источников.
Каковы бы ни были эти источники, она оказалась права во всем, что сказала ему,- не считая, пожалуй, лишь ее неподкрепленной веры в то, что он сможет найти выход из создавшейся в мире ситуации, которая и возникла благодаря его действиям. Он начал приходить в себя после испытанного восторга, вспоминая ту часть разговора. Она понуждала его найти именно то, что он пытался безуспешно отыскать на протяжении всех этих месяцев. Дело заключалось в том, что человечество и алааги противостояли друг другу и каждая из рас находилась в абсолютном неведении по поводу истинных возможностей другой; и ничего с этим было не поделать.
Но Мария хотела, чтобы он попробовал еще раз. И почему-то ее уверенность в какой-то степени передалась и ему. Возможно, что-то еще можно предпринять. Проходя по пустынным улицам Пекина, он снова сосредоточился на этой проблеме.
Возможно, под влиянием убежденности Марии он вдруг вспомнил одно из своих правил, временно позабытых. Правило заключалось в том, что в ситуации, которая кажется неразрешимой, когда ходишь и ходишь кругами в поисках путей, а они оказываются каждый раз бесполезными, настает время применить динамит.
Короче говоря, правило учило отбросить все и начать с нуля. Отбросить все неудачные решения, даже те, которые кажутся пригодными, и сызнова атаковать проблему со стартовой точки чистого неведения.
И первый шаг заключался в том, чтобы
Просто забыть о мире, который готов воспламениться? Он криво усмехнулся.
Но сознательная часть рассудка может по-настоящему сконцентрироваться только на одной вещи одновременно. Он заставил себя думать об аргументации своих побуждений.
Решения бывают творческими. Творчество определяется подсознательной частью разума, над которой властвует сознание в ситуациях, подобной этой. Представим себе две эти части разума в виде человека верхом на лошади, затерявшегося в пустыне, отчаявшегося в поисках воды. Лошадь может учуять воду на расстоянии, как в данный момент и происходит. Если ей дать свободу, она приведет к воде их обоих. Наездник, однако, чувствуя, что должен всегда направлять лошадь, посылает ее сначала в одном направлении, ошибочном, потом - в другом, таком же, пока наконец не начинает ездить по кругу. А между тем они уже едва не умирают от жажды, и необходимая им вода где-то за горизонтом.
Выход для наездника - набраться смелости и отпустить поводья, дать лошади свободу, и она приведет обоих к воде и жизни.
Сознание Шейна было наездником. Подсознательная часть его разума - лошадь - не останавливалась, чтобы доискиваться причин, почему повинуется запаху, но просто знала, что это необходимо для поддержания жизни. Роль наездника состояла втом, чтобы довериться лошади.
Это была и вправду трудная роль. Он и раньше заставлял себя играть ее в подобных ситуациях и мог это сделать сейчас. Некоторое время, пока шел, он боролся с собой, но наконец сознание ослабило свой контроль и его мысли разбрелись в беспорядке. Прошлый опыт научил его, что в конце концов избранный ими маршрут окажется на пути к решению, которого он доискивался.
Сейчас, когда он наугад шел по улицам, в его голове мелькали образы, явно не связанные друг с другом. Начать с того, что эти образы в основном имели отношение к его детству, когда умерли мать и отец, оставив его одного с дядей и тетей. При жизни матери он был довольно близок с тетей, но, оставшись один, почувствовал, что у него мало общего и с тетей, и с дядей - в особенности с дядей, которого он видел мельком после длительного отсутствия, когда тот возвращался домой с работы или из деловых поездок, связанных с текущей работой или с поисками следующей.
Часы, проведенные в классной комнате, не были ни приятными, ни наоборот - он вспоминал о них как о какой-то пустоте. Он получал хорошие оценки, не делая ничего, помимо слушания на уроках. Изредка он заглядывал в учебник для самопроверки, но многолетняя привычка к чтению выработала у него такую скорость чтения, что он просматривал интересующие его страницы очень быстро, моментально схватывая информацию.
Его настоящая жизнь проходила с книгами в местной библиотеке. Его завораживали полки с книгами на иностранных языках, и он научился читать по-французски, по-немецки, по-испански и по-итальянски сначала таким методом, который осознал много позже,- подсознательное распознавание латинских и германских корней в словах того или иного языка, родственных английским словам приблизительно того же значения - потом со словарем иностранного языка в руках. Он рано смог оценить, насколько больше можно прочувствовать и понять, например, в характерах романа Дюма «Три мушкетера», если читать его в оригинале, на французском, нежели в английском переводе.