Путь Проклятого
Шрифт:
– Алло, слушаю вас!
Трубку взяла женщина.
Морис не понимал, зачем Кларенс работает с женщинами, сам он предпочитал иметь дело с мужчинами, но каждый легат самостоятельно решал кадровые вопросы. В легионе, который прибыл сегодня утром в Тель-Авив, женщин было две. Одна молодая, до тридцати, славянской наружности, высокая, как модель; вторая чуть старше – на вид лет 35, маленькая, плотно сбитая, то ли испанка, то ли латиноамериканка, – тут Морис мог ошибиться. Он бегло видел обеих в фойе «Карлтона».
Трубку взяла латиноамериканка – голос низкий, достаточно сильный акцент.
– Привет,
– Слушаю…. – голос у канадца был довольный.
Еще бы! Скорее всего, выспался, покупался, натрахался – иначе, зачем он возит с собой двух девок? – теперь можно и поработать!
– Это Морис.
– Шолом, – пошутил Кларенс.
– И тебе шолом, – откликнулся Морис. – Начинаем. Через полчаса в лобби. Два минивэна «Джи-Эм», черного цвета, эмблемы частного охранного агентства «Топ Дефенс» – желтое с синим. Не перепутаешь. Все, что нужно, будет внутри. Есть и бумаги, но если сильно нашумишь, бумаги не помогут.
– Да я понимаю, что это не лицензия на отстрел….
– Вот и хорошо, что понимаешь. Водители пригонят машины и уедут. Дальше сами.
– Дела… – протянул Кларенс. – А куда дальше? Или мне по радио объявить, кого разыскиваю?
Морис сделал паузу.
Трудно отвечать на вопрос, когда сам не знаешь ответа. Все концы были у Шульце, а он вне зоны связи. И тут, по идее, надо было бы ждать, а не суетиться, только времени на ожидание не было вовсе. До момента, как местные спецслужбы перестанут сидеть с закрытыми глазами, оставалось семь часов. Дальше действия на свой страх и риск. Если, конечно, не будет отсрочки, согласованной на высшем уровне. Один легион уже лег в этой сраной пустыне, а сейчас он, Морис, благополучно собирался загнать туда второй.
– Садитесь в машины и едете на Иерусалим. По дороге получите информацию. Возможно, я дам вам проводников.
– Я понимаю, что вопросы задавать глупо, но, все-таки, зачем такая спешка? Ведь ничего не подготовлено!
– Так сложились обстоятельства.
– Очень подробный ответ.
– Каждый знает ровно столько, сколько нужно.
– Это мои люди, Морис. Я не хочу подвергать их риску.
– Риск – это как раз то, за что вам платят деньги, – возразил Морис мягко. – И приказы от лица тех, кто эти деньги платит, отдаю я.
Теперь помолчал Кларенс.
– Хорошо, – ответил он чуть погодя. – Я тебя услышал. Через полчаса мои будут в лобби. Но если к тому времени, когда мы приедем в Иерусалим, у тебя не будет информации по ключевым вопросам, я ничего не смогу сделать. Обрати внимание – я не отказываюсь исполнять работу. Я не могу спланировать и провести акцию без базовых условий игры. Я не могу искать неизвестно кого и неизвестно где, о чем тебя и предупреждаю. Все. Роджер.
Трубка умолкла.
Нет, он был мужик что надо – бывший рейнджер с обширным боевым опытом, спокойный, как танк, и упорный, как верблюд, совсем даже не трус, хотя и не сорвиголова. Он пятнадцать лет руководил одним из европейских подразделений Легиона. Руководил успешно, с минимальными потерями, именно потому, что тщательно планировал операции и никогда ничего не делал, не имея представления о путях отступления. Один погибший подчиненный
Морис бы не стал использовать Кларенса в почти проваленном деле, но никто из известных ему легионеров, кроме канадца, не был способен привести в относительный порядок тот бедлам, который образовался с момента побега ловкой троицы из старой крепости.
«Для системы, долгое время не знавшей поражений, практически любая нештатная ситуация может послужить началом системного кризиса».
Эту умную фразу Морис прочитал в одном из бизнес-еженедельников, пока летел из Парижа в Бен-Гурион. Сказано было, конечно, заумно, но если сделать перевод с языка высоколобых на простой человеческий, получалось здорово: если ты разучился проигрывать, то тебе конец!
А Морис давно забыл, что такое неудача. Все они разучились проигрывать.
И если Кларенс с его дьявольской рассудительностью и опытом не поправит ситуацию, то….
Француз с трудом сглотнул слюну и перевел дыхание. Безрадостная перспектива. Совсем безрадостная! Проблема в том, что и Кларенс тоже давно не проигрывал. По крайней мере, последние пятнадцать лет. Нам слишком долго никто не оказывал достойного сопротивления. Мы приходили, делали то, что полагали правильным, и исчезали, до тех пор, пока в нас не появлялась необходимость.
Во рту внезапно появился горький вкус, который нельзя было проглотить. Виноват в этом был не выпитый крепкий кофе, а желчь, поднявшаяся по пищеводу на язык. Морис банально боялся. Боялся потерять деньги, потерять работу, потерять жизнь. Раньше он никого не боялся. Вернее, думал, что никого не боится, а теперь его подташнивало от одной мысли об очень вероятном исходе событий последних дней.
Если бы Морис был на месте нанимателей, то давно бы принял ряд мер по спасению системы. Решение лежало на поверхности, и оно было настолько же очевидным, как и страшным для француза. Систему надо было обнулить. Нажать «reset» и еще пару десятков лет почивать на лаврах. Вот только нажатие этой кнопки означала для самого Мориса и сотен таких же, как он, рассеянных по всему миру, верную смерть и забвение.
Трубка ожила, и по пляжу разнеслись звуки «Полета валькирий».
Наконец-то! Вальтер-Карл, черт бы его побрал!
– И где тебя носит? – сказал Морис в микрофон, стараясь не сорваться на крик. Он и сам не ожидал, что нервы у него все равно как обнажены.
– Уже нигде.
Голос немца был слышен неважно – ревущий мотор съедал часть звуков.
– Не понял?
– Выбираюсь из этой чертовой пустыни.
– Получилось?
– Нет.
Сплюнуть горечь на пол у Мориса не хватило наглости, он вытер рот салфеткой.
– Что на этот раз?
– Еще хуже, чем в прошлый.
– Насколько хуже?
– Осталось трое из группы. И наблюдатель, который нас сейчас эвакуирует. Мы потеряли технику. Часть оружия. И следы объектов.
– Medre!
– Ну, да…. На джем не похоже. У меня такое впечатление, что мы напоролись на терминатора. Я никак не пойму, как старый археолог, какая-то девка из университета и писака из никому неизвестной страны уделали в говно девятерых моих парней. Лучших парней. Чего ты мне не рассказал, а, Морис?