Путь Сашки. Гексалогия
Шрифт:
В течение нескольких дней обустраивался лагерь, а затем осаждающие принялись свозить из окрестностей города срубленные деревья, забрасывая ими ров вокруг городской стены. Мысль выкурить защитников с городских стен, да и само ее исполнение оказались не столь удачны, как рассчитывал виконт Гривер. С трудом волоча тяжелые деревья, эймудцы попадали под жестокий обстрел, который открыли снурские солдаты с городских стен. Прежде чем удавалось дотащить до рва с водой очередное дерево, двое — трое, а то и пятеро эймудцев падали, сраженные меткими выстрелами из луков и арбалетов. Потеряв двести солдат, так и не добившись успехов, Гривер был вынужден отказаться от идеи завалить городской ров бревнами, облить их земляным маслом и
А других идей, как захватить город, у него не было. Штурмовать? Но в Снури одних только солдат около двух тысяч, пусть, половина из них и хаммийцы, но на стенах они вполне сгодятся, чтобы сбрасывать лезущих наверх по лестницам вражеских солдат. А еще было и городское ополчение, тоже на что — то годное. Даже взять город в кольцо осады Гривер не мог. Четверо городских ворот, через любые из них может произойти вылазка. И тогда численное преимущество будет на стороне осажденных. Поэтому раздроблять свои силы виконт не мог.
Одна надежда для эймудцев — сразиться с врагами в поле. Но для этого тех нужно выманить из города. А осажденные совсем и не были осажденными в прямом смысле этого слова. Какая же это осада, если враг расположился рядом с южными городскими воротами, а остальные так и остались свободными для выхода и входа? Разве что можно нарваться на эймудские разъезды, но и те не были регулярными. Граф Волан мог безбоязненно сидеть в Снури многие годы, пока осаждающие сами не разбежались бы. Но Волан не мог ждать столько времени, иначе получалось, что он сам себя здесь запер, в то время как его недоброжелатели из соперничающих кланов, активно вытесняли его от места близ короля. Поэтому выдав своим солдатам один бочонок зелья (второй бочонок Волан решил сэкономить — хватит и одного!) в один из летних дней граф приказал открыть южные ворота и вывести войска против врагов.
Как обычно, все делалось через голову, отряды перемешались, командиры потерялись — одним словом целых полтора часа снурское войско потратило на построение в боевые колонны. Еще полчаса потребовалось на привоз бочонка и поиски посуды для раздачи солдатам. В итоге кто — то получил по две — три полновесных порции, а кому — то (таких оказалось большинство) ничего не досталось.
Если бы виконт Гривер ударил сразу же по снурскому войску, пусть даже не сразу, а с задержкой в целый час, то уже к вечеру город грабили бы его солдаты, а сам Волан с братом и придворными, нахлестывая лошадей, мчались бы в Лоэрн. Но эймудское войско смогло построиться в боевые колонны тоже где — то только через пару часов после выхода снурцев из города. И даже если Гривел сразу же после построения приказал бы своим войскам атаковать колонны снурцев, исход боя был бы, скорее всего, за эймудцами. Но Гривер упустил и этот последний шанс, желая, чтобы первыми напали снурцы.
Тактически это считалось более выгодным. Ведь бегущие на врага нападающие растягивались, терялась четкость очертания колонн, в то время как поджидающие их противники по — прежнему стояли плотными рядами. И действительно, напавшие первыми снурцы растянулись даже больше, чем можно было предположить. Вперед вырвалось несколько сотен человек, в то время как основная масса снурского воинства совсем не спешила. Первые были из тех, кто отведал зелья, а остальным оно не досталось.
Когда подошли (сказать, что подбежали, значит, погрешить против истины) основные снурские солдаты, большая часть авангарда погибла, но эймудское войско уже потеряло треть своей численности, устлав поле убитыми и ранеными солдатами, а сами колонны утратили свою четкость, превратившись в разреженные островки. Половина оставшихся на ногах эймудцев стала отступать, а другую половину подошедшие снурцы окружили и методично стали избивать. Значительную часть их погибших потом нашли со стрелами и арбалетными болтами у кого в груди, а у кого и в спине.
Одних только раненых снурцы взяли в плен
Волан, на радостях закативший пир, собрался отвезти пленного виконта в Лоэрн, подарив Гривера его величеству и показав свой трофей всем аристократам королевства. Но графа отговорил барон Суркос. Этот человек был снурским бароном, который на протяжении уже нескольких лет безуспешно пытался пробиться в ближнее королевское окружение. Но клановая система, сложившаяся в Лоэрне, такой возможности барону не давала. Появление Волана в Снури Суркос посчитал хорошей возможностью заручиться поддержкой второго по значимости человека в королевстве. Тем более пример с возвышением доверенного лица Волана бароном Дворкосом давал ему такую надежду.
Дело в том, что Суркос был бароном потомственным. Уже несколько сот лет его род владел замком Суркос. И сам барон после гибели своего отца, бившегося бок о бок со старым мятежным графом Снури, наследство получил на законных основаниях. Других претендентов на замок и титул не было. Пикантность ситуации была в том, что новый барон Суркос де — факто был бастардом, только бастардом наоборот. Не его отец нагулял младенца на стороне, а молодая баронесса родила мальчика от своего любовника. Впрочем, такое встречается, наверное, нередко, только отцы зачастую об этом не знают, воспитывая наследников с чужой кровью. С юным Суркосом такого не случилось. Уже быстро старый барон понял, что оказался с рогами. Определить это, глядя на мальчика, было совсем не сложно. Потому что любовником баронессы оказался темнокожий хаммиец.
Что собой представлял граф Волан и его младший брат, которому король вроде бы обещал снурскую корону, барон Суркос знал не понаслышке. Втереться в окружение этой семейки оказалось совсем не сложно. Это там, в Лоэрне, они были чопорны и недоступны. Здесь высокомерия не убавилось, зато при ситуации, когда ценился каждый местный аристократ в преддверии вражеского вторжения, недоступность почти исчезла. Уже через месяц барон Суркос стал тенью графа Волана, заметно потеснив барона Дворкоса.
После разгрома эймудского войска граф и его брат возомнили себя великими полководцами и правителями. И теперь правильно нашептанные слова легко падали на удобренную почву.
— Ваша светлость, а стоит ли везти пленного виконта в Лоэрн? — вкрадчиво и с почтением задал Волану вопрос барон Суркос.
— Как это так? Ты сильно пьян?
— Ваша светлость, я сегодня пью за ваш гений. Вы по своему уму, таланту и значимости первый человек в королевстве. И разве первый человек станет везти пленника, отдав его неизвестно кому? И неизвестно кто будет командовать казнью предателя?
— И что?..
— Если вы сами казните предателя, казните здесь, в Снури, то вы всем покажете свою силу и значимость. Вы ведь теперь владетель половины всех лоэрнских земель. И казнью наследника эймудского графа вы докажете всем в Лоэрне, что вы теперь самый сильный и влиятельный правитель в Лоэрне.
Тщеславность Волана немногим уступала его глупости. А в самом деле, почему он должен везти свой трофей Пургесу, дарить его, зачем? Ведь теперь у Пургеса в личном подчинении кроме королевского феода оставалось только его родовое графство Тарен. И все. А у него, графа Сейкурского теперь есть графство Снури, чьим графом должен стать его младший брат. Две земли у Пургеса против двух у него, Волана. А почему двух? А Эймуд? Там теперь почти не осталось войск. Значит, и Эймудское графство он тоже возьмет себе. Себе!