Путь Стаи
Шрифт:
— Вот и доигрался, — неприязненно хмыкнула лекарка. — На стол ложись, — тут же приказала она Динке. Динка замотала головой и снова прилипла к Хоегарду. Неужели он позволит старухе уложить ее на этот пыточный стол, да еще и голой.
— Все в порядке, я буду рядом, — шепнул ей Хоегард, подводя ее к столу и помогая забраться. Старуха защелкнула ей руки браслетами, а затем поставила на боковую подставку сначала одну ногу, тут же пристегнув браслетом щиколотку, затем повторила манипуляцию с другой ногой. Динка задрожала от страха. Она лежала прикованная к столу, совершенно обнаженная
Лекарка помыла руки в тазике с водой, повязала себе на пояс чистый передник и подошла к столу вплотную, встав в вырезе столешницы между разведенными ногами Динки. Но никаких страшных пыточных инструментов в ее руках не оказалось. Сначала она принялась обеими руками мять Динкин живот, двигаясь в круговую от правой паховой области, под ребрами и спускаясь слева в пах. После задержалась правой рукой над лобком и принялась что-то сосредоточенно там ощупывать сквозь кожу и напрягшиеся мышцы. Только Динка расслабилась, сообразив, что пытать ее не собираются и это просто часть общего осмотра, как лекарка свободной рукой быстро раздвинула ее половые губы и запустила в лоно два пальца. Динка вскрикнула и дернулась от боли и грубых прикосновений к интимной части ее тела. Хоегард рядом напрягся, но, не зная, что он может сделать, остался на месте, сжимая Динкину руку.
— Тихо ты, — прикрикнула на нее старуха. — Чего пищишь?
— Больно… — робко прошептала Динка.
Лекарка времени зря не теряла, деловито и со знанием дела ощупывая внутренности Динки с двух сторон: правой рукой сквозь живот, левой рукой через лоно.
— Потерпишь, — пренебрежительно бросила лекарка. — Перед мужиком ноги раздвигать ей не больно, а тут два пальчика уже больно!
Динка закусила губу от обиды. Но тут Хоегард не сдержался:
— Уважаемая, я заплатил вам достаточно золота и хочу, чтобы вы обращались с моей женой бережно, без боли и оскорблений, — резко сказал он.
— Какие мы нежные, — буркнула лекарка, убирая руки и вытирая их о фартук. — Можешь отпускать и одевать ее, — бросила она Хоегарду.
Хоегард разомкнул браслеты, и Динка поспешно соскочила со стола, подхватывая с пола свою одежду.
— Что с ней было? Здорова ли она сейчас? — нетерпеливо спросил Хоегард у лекарки, которая отошла к своему секретеру и снова принялась писать на листке, часто макая перо в чернила.
— Что с ней, что с ней… — передразнила его старуха. — Допрыгался ты. Сбросила она твоего ребеночка.
— Ребеночка? — Динка застыла с натянутыми до колен штанами. Хоегард тревожно посмотрел на нее и увидев, что она не шевелится, помог ей закончить одеваться.
— Да, ребеночка, — безжалостно продолжала лекарка. — Зачали вы его в первую или вторую брачную ночь, а затем на сроке три или четыре седьмицы случился выкидыш. Умер ваш ребенок, не успев родится. Скинула ты его.
— Умер? — у Динки перед глазами все помутилось, и она покачнулась, не упав только потому, что Хоегард подхватил ее.
— Лечение-то будете слушать? —
— Сейчас-сейчас, — пробормотал Хоегард, заглядывая Динке в лицо. Но Динка ничего вокруг не слышала и потрясенно смотрела в пустоту.
— Да брось ты ее, полежит и оклемается. Подумаешь, ребенка скинула. Меньше рожать придется, — с раздражением отозвалась лекарка. — Нет у меня времени на ваши сантименты.
— Шторос! — позвал Хоегард, и дверь тут же распахнулась, как будто он только и ждал, чтобы его окликнули. Хоегард бережно передал ему на руки едва стоящую на ногах Динку, и подошел к лекарке, чтобы выслушать ее наставления.
— Динка, козочка моя… — ласково зашептал ей на ухо Шторос. — Что эта ведьма сделала тебе? Если она сделала тебе больно, я прикончу ее немедленно!
Динка затряслась от сдерживаемых рыданий и повисла у него на шее, уткнувшись лбом ему в ключицу.
— Не надо плакать, скажи мне, что случилось, — прорычал он, и Динка почувствовала, что он уже едва сдерживается, чтобы не разнести дом целительницы по камешку.
— Она ничего не сделала, — всхлипнула Динка, что есть силы сжимая его шею руками. — Это я… Я во всем виновата. Ребенок… умер. Первая ночь… Это был ребенок Дайма. И он умер из-за меня… — она уже не могла сдерживаться и зарыдала в голос, прерывисто втягивая в себя воздух и вздрагивая всем телом.
— Тише, тише, ш-ш-ш, — Шторос успокаивающе гладил ее по спине. — Ты ни в чем не виновата.
— Я не смогла уберечь, не смогла выносить. И его теперь нет, моего малыша нет. И Дайма нет. Где Дайм? — ее рыдания снова набирали силу. Воздуха не хватало, и она чувствовала, что задыхается. Стальной обруч обхватил грудь и не давал дышать. Перед глазами все расплывалось и горькие слезы текли из глаз. Она чувствовала, что тонет. Словно тяжелый камень, привязанный к шее тянет на дно. Только руки Штороса, только его надежная, как скала, грудь все еще держали ее на поверхности.
— Все будет хорошо. Все будет хорошо, — тихо повторял он, укачивая ее на руках, словно ребенка. — Мы найдем Дайма. И подарим тебе столько малышей, сколько ты захочешь.
Резкий голос лекарки, перечислявшей Хоегарду лечение доносился словно сквозь вату, и Динка его почти не слушала. Ей казалось, что это уже не имеет никакого значения. Ведь потерянного ребенка уже не вернуть.
— И не вздумай прикасаться к жене в течение трех месяцев, — напутствовала, тем временем, лекарка. — Если хочешь, чтобы жена была жива и родила тебе здоровых детей, ты ее не тронешь.
Шторос напрягся, прислушиваясь к разговору, но не переставая успокаивать рыдающую Динку.
— Если жена настаивает на близости и нуждается в ней, — осторожно спросил Хоегард. — В таком случае может ли это ей повредить?
Старуха фыркнула и окинула Хоегарда уничтожающим взглядом.
— Где это видано, чтобы женщина сама хотела лечь под мужика? — ядовито ответила она вопросом на вопрос. — Ты эти идеи оставь! Сказано тебе не трогать три месяца, перебьешься как-нибудь, — она погрозила Хоегарду костлявым пальцем.